Киллер рядом - к покойнику
Шрифт:
– Ну да!
– А кто это такой?
Прокурор взглянул на Фокина как-то странно.
– А зачем это тебе, Афоня, а? Своих проблем мало, что ли?
– Много.
Никитин махнул рукой:
– А что делать из этого секрет? Все равно вся Москва только об этом и говорит. Ты знаешь, кто такой БАМ?
– БАМ? Это... типа, Байкало-Амурская магистраль, что ли?
– Ага! – зло ответил Никитин. – Байкало-Амурская магистраль! «Я поехала на БАМ, котлован копала, если б не моя манда, с голоду б пропала!» – остервенело продекламировал он. – Ты что, с луны свалился, Афоня? Байкало-Амурская магистраль... тьфу ты, господи!
Фокин поскреб в голове.
– Это олигарх такой, что ли? Типа Березовского с Гусинским и Абрамовичем?
– Вот именно. А тот добрый молодец, что у меня только что был в костюмчике за пять тысяч долларов и в туфлях за три, – это, как говорят, его главный цепной пес.
– В смысле?
Никитин свирепо зыркнул на Фокина уже несколько помутневшими от коньяка глазами и процедил:
– В смысле – один из руководителей его службы безопасности. А именно – некоего второго отдела, который, как то следует из довольно достоверной информации, занимается отстрелом особо неугодных Борису Александровичу особ. И вот этот мудак, что тут сейчас разговаривал со мной, как с мальчишкой-следаком на первой стажировке, – шеф этого самого второго отдела службы безопасности. Организовано куда получше, чем в госструктурах! – горько хмыкнул прокурор. – Да и бабки там колоссальные.
– Причем из этих бабок они, Тимофеич, небось финансируют твое начальство.
– Может, и так... – неопределенно сказал Никитин, уставив взгляд в стол.
– Значит, наглая тварь?
– Ну да! – Никитин подошел к расписанному морозными узорами окну и глянул вниз, туда, где только что из дверей прокуратуры вышел его недавний визитер. – Вон он... красавец!
Слово «красавец» было произнесено с нарочитым ударением на последний слог.
– И эта глупая сука, Верка-секретарша, на него пялилась... тварь безмозглая! – плюнул Никитин. – Конечно, у него есть там на что посмотреть... отморозок!
– Да что ты так нервничаешь, Тимофеич? Так всегда было – у кого больше денег и прав, тот и на коне. В общем, все по схеме: ты начальник, я дурак!
– Умничаешь, Афоня? – скривился Никитин. – Умничаешь? Вот поэтому и сидишь на дворницком жалованье, а эта понтовая тварь на «Кадиллаке» борзо рассекает и баксы центнерами гребет.
Фокин пожал плечами:
– Все быстро меняется, Тимофеич. Я тоже еще не так давно в Ницце и Пальма-де-Майорка был. Знаешь, в центре Пальма-де-Майорка есть такой фонтан... в виде огромного члена. Эрегированного, естественно. Время от времени он включается, и те, кого он обрызгивает пеной, должны в скорости разбогатеть и вообще... это приносит счастье. Вот и я попал под эту пену.
– И что? Много счастья тебе это принесло.
– Первое время – да. А потом... да что там говорить? Сам видишь... богатею и кайфую.
– Вот и меня кто-нибудь так полил... из фонтана в форме члена, – сказал прокурор, бросив на Афанасия пристальный взгляд.
Человек в черном пальто тем временем чуть приостановился на последних ступеньках и, вынув мобильный, поднес его к уху – очевидно, начальнику второго отдела службы безопасности БАМа кто-то позвонил.
– Он у меня сидел буквально минут десять, – с ненавистью выговорил Никитин, – так у него этот мобильник стрекочет два раза в минуту... видать, человек нарасхват!
Впрочем, недавний посетитель прокуратуры не стал
Фокин прищурился: в походке и жестах этого человека мелькало что-то неуловимо знакомое, грациозно-позерское.
– У меня такое ощущение, что я его где-то видел, – выговорил он.
– А и видел, – откликнулся Никитин, – его хозяин владеет телеканалом федерального значения. Так что все прихвостни БАМа время от времени мелькают по «ящику». Хотя вот этот – вряд ли...
...Охранник никитинского визитера распахнул перед боссом дверь «Кадиллака», тот наклонился и проскользнул в машину, но перед тем, как совершенно скрыться в салоне, он поднял лицо и бросил один-единственный короткий взгляд на затянутое кружевными морозными узорами окно, за которым стояли и наблюдали за ним Фокин и Никитин.
Афанасий издал короткий горловой звук и отступил от окна. Никитин вздрогнул и посмотрел на него с удивлением и досадой:
– Ты чего?
– Н-ничего, – пробормотал Афанасий. – Налей-ка мне еще полстаканчика, Тимофеич, и пора мне на работу. А то у меня еще сортир не убран, а там какая-то тварь наблевала.
Никитин покачал головой, но ничего не сказал, хотя по его лицу было видно, что неловкая отговорка Фокина не ввела его в заблуждение.
Афанасий залпом выпил поднесенный ему коньяк, промусолил слова благодарности и вышел из кабинета под взглядом сначала настороженного Никитина, а потом разозленной секретарши, которая, естественно, не могла забыть фокинских слов касательно ее «половой жизни».
Афанасий был потрясен.
И было отчего.
Потому что в человеке, которого так долго и остервенело материл Никитин, в «новом русском», не последнем человеке в службе безопасности Маневского, Фокин узнал так долго и безуспешно разыскиваемого им единственного своего друга.
Владимира Свиридова...
Глава 6
Шеф второго отдела
– Ну как, Владимир Антоныч?
Свиридов устроился поудобнее на мягком кожаном сиденье «Кадиллака» и, когда тот плавно тронулся с места, ответил:
– Кобенится, гнида. Думает, что он плотно прикрыт. На Администрацию Президента даже ссылался. Только я прямо из его кабинета позвонил первому заму Администрации и коротко обрисовал создавшеся положение. После этого, конечно, лед тронулся... как сказал бы Остап Бендер.
– Какой Бендер? – осторожно спросил один из охранников. – Это не из балашихинских, которого еще при Даудове чикнули в казино?
– Нет, это из Ильфа и Петрова, – невозмутимо ответил Свиридов, а охранник почтительно кивнул, вероятно, сочтя упомянутых Владимиром людей не очень широко известными подмосковными или провинциальными авторитетами.
...Последние полгода пролетели для Свиридова, как несколько дней, как несколько феерических снов, тянущихся один за другим и обрастающих новыми – небывалыми – подробностями и образами. Во-первых, Владимир проделал просто-таки головокружительную карьеру: от готового пациента психиатрической клиники до не самого последнего человека в грандиозной империи одного из самых богатых людей страны – Бориса Александровича Маневского, широко известного как БАМ. Или Мани, вероятно, от английского слова «money» – «деньги».