Киллеров просят не беспокоиться
Шрифт:
– - Вот этот несчастный был объят ужасом и страхом, боялся шевельнуться, а тот, что с краю сидел, тот как каменный, только зыркал строго.
– - Вы лицо его помните?
– - Ну, помню.
– - А без усов можете его представить?
Моисеева закрыла глаза, потом кивнула.
– - Голубушка, где же вы раньше были? Ах да... Но ведь...
Полковский вошел тихонько и присел на трельяж в углу предбанника, отражаясь сразу в трех зеркалах. Нестеров даже вздрогнул, увидев там столько народу, но тут же осознал, что в предбаннике в принципе может поместиться только
– - Ты слышишь... то есть вы, -- поправился Нестеров, -- ну и воспитал я ученика-обалдуя! Если б он на эту визитку обратил внимание, мне сюда и прилетать не надо было бы...
– - А мы вам рады, -- попытался сострить Полковский.
– - А ты где был? Что ж прошляпил, э-э?
Моисеевы быстро собрали вещи в сумочку и распрощались со следователями. Когда за ними захлопнулась дверь, Полковский пересел в кресло, хотел было что-то сказать, но тут Нестерову по телефону дали Москву.
9
Снегов первым делом стал рассказывать о своем расследовании. Он снова возвратился к тому, что отпечатки, снятые в квартире Сапаровой и на стекле террариума, не идентичны ни отпечаткам экстрасенса, ни отпечаткам Юлдашева и Ганичева. Выходит, был в Москве ее племянник, о котором упомянул Ганичев. Но Толик теперь замолчал, видимо, сожалеет о своей обмолвке.
– - Вы только не переусердствуйте с допросом. Пусть отдохнет.
– - Он уже десятый сон видит, Коленька. А я Киев запрашивал. Значит, слухай сюда. Есть у тетеньки братик. Сама она тоже из города Киева. Вообще-то родились они в Николаеве, потом переехали с родителями в Киев. Брат живет в Киеве, -- продолжил Снегов, -- на улице генерала Ватутина. Работает в университете, преподавал химию. Сына устроил на экономический факультет, где с восьмидесятого по восемьдесят шестой год училась Наталья Николаевна Терехова, урожденная Оношенко. Их родители могли быть представлены друг другу, но исключительно по службе.
– - А они сами?
– - Я рассказал все, что удалось установить. Все-то все, но, конечно, они были знакомы...
– - убедительно произнес Снегов.
– - Это не факт, не факт, Ваня.
– - Коленька, у тебя очень способная, а главное, неутомимая помощница. Женечка получила подтверждение, что Никита Семенович Крекшин -- а именно такая фамилия у Семена Сергеевича и девичья у Вероники Сергеевны Сапаровой, так вот Никита Семенович Крекшин, 1962 года рождения, сотрудник центрального офиса "Севресурса", поехал в прошлом месяце на Кипр отдохнуть и до сих пор находится в отпуске.
– - Откуда?
– - Как откуда?
– - удивился Снегов, поняв, про что спрашивает коллега.
– - Все очень просто. Установили все места службы, последнее место, там -сослуживцы, потом -- погранконтроль, турфирма. А ты говоришь, не знакомы... Они в одной группе в один отель прилетели: и Никита, и Тереховы. Теперь Терехов с пробитым черепом в больнице, жена Терехова считает его канувшим в Лету и опознает тебе хоть Брежнева, ей нужно мужа поскорее признать умершим официально, чтобы вступить в права наследства и укатить с этим Никитой своим в неизвестном направлении, а у тебя в Уренгое труп неизвестного...
– - Уже известного, как мне кажется. Ваня, запроси все, что можно, об Андрее Олеговиче Сенокосове, директоре Департамента безопасности все того же "Севресурса". Да, Ваня, ну и каша у нас с тобой, только успевай расхлебывать...
Нестеров как-то совсем забыл про Полковского, который как ни в чем не бывало дремал в кресле.
Накинув пиджак, Нестеров и вышел из номера. По обе стороны от него тянулся длинный, устланный ковровой дорожкой коридор, вдали заканчивающийся освещенными холлами. Возле лестницы в обоих концах коридора сидели дежурные по этажу. Подойдя к двери Наташиного номера, он прислушался: оттуда раздавались непонятные звуки, сдавленные, бессильные.
Одним движением ноги он выбил запертую дверь. Наташа, привязанная к стулу, с залепленным пластырем ртом, сидела посреди комнаты в темноте, так что Нестеров сначала натолкнулся на нее, а уж потом сообразил включить свет. Не успел он вернуться к ней, чтобы развязать веревку, как глухой тяжелый удар снова погасил свет. Нестеров упал: это не свет погас, а он плавно потерял сознание.
– - Ну, в чем дело, гражданин?
– - тонким женским голосом спросил милиционер, входя в квартиру Миши Моисеева.
– - У вас, может, мания преследования или паранойя?
Но вдруг он остановился, остолбенел.
– - Откуда это?..
На стене напротив окна зияла здоровенная выбоина, словно кто-то пробовал подняться к потолку с помощью альпинистского молотка, да стена откололась. Комната наполнялась холодным воздухом, оконное стекло было полностью разбито, осыпалось, оголив черную северную ночь.
– - Что вы стоите?
– - спросил старшина Елену Ивановну, прислонившуюся к стене в коридоре.
– - Идите заклейте окно целлофаном, прибейте одеяло, что ли...
Моисеева помотала головой, очнулась и схватила трубку телефона.
Звонок разбудил Полковского, мирно посапывающего в нестеровском номере.
– - В меня стреляли, -- проговорила Моисеева в трубку, -- здесь милиция, ой, кто это?
– - Это Полковский, следователь Полковский, не пугайтесь, Елена Ивановна, дайте трубку милиционеру.
Полковский велел милиции обеспечить охрану Моисеевых, на месте преступления ничего не трогать, дожидаться его прибытия. Нестерова в комнате не было, в ванной тоже. Полковский вышел в коридор и пошел к лестнице, лифт в гостинице не работал. Уже с лестницы экономный в движениях следователь решил вернуться и спросить у Тереховой, которая, как оказалось, прилетела вместе с Нестеровым одним рейсом, не заходил ли к ней московский генерал.
Дверь номера была не просто открыта, а вышиблена и висела на одной петле. Странно, почему он не слышал шума и почему дежурная по этажу не устроила уже сирену и вой с помощью собственных голосовых связок по поводу порчи имущества.
Нестеров лежал на полу, неловко подогнув под себя одну ногу, головой упираясь в пол, пытаясь встать. Руками он хватался за кровать, но не дотягивался. Полковский помог ему, уложил, бросился в ванную комнату, намочил полотенце, зачем-то положил его на лоб Нестерова.