Киммерийский закат
Шрифт:
— Теперь здесь все перекрыто: и «цековский обалдуйчик», и цековские дачи, не говоря уже о водной станции для цековских барыг, на которой «слуги народа» рыбалкой забавлялись. Ты, конечно, тоже забавлялся, но мне наплевать.
— Время такое: всем на все наплевать, маз-зурка при свечах. Давно они там появились, посты эти?
— Дня три назад.
— И как народ объясняет их появление?
— Впервые они обнаружились в конце января. После Вильнюса. Даже БТРы подогнали, не поленились. Слух тогда пошел, что скоро начнут хватать людей, как в тридцать седьмом. Но тогда все обошлось: дня
— Скорее они дадут им возможность почувствовать себя политзаключенными. На десять лет без права переписки.
— А ты смышленый, — признал водитель.
Курбанов знал, что официально «Интернациональ» числился пансионатом, предназначенным для отдыха и лечения политэмигрантов и членов их семей. На самом же деле, хорошо охраняемая территория этого заведения давно превратилась в своеобразный политический отстойник, в котором пережидали самые неприятные дни своей жизни многие из тех, кто когда-то «раздувал пламя мировой революции» в странах, раздуть в которых его попросту невозможно. Или же насаждал террор в тех странах Центральной и Южной Америк, Африки, Юго-Восточной Азии, где сотворить народно-освободительные движения и левацкие террористические организации вообще-то особого труда не составляло.
Таким образом, за мощной оградой «Интернационаля» время от времени оказывались опальные принцы, изгнанные президенты, скрывающиеся от правосудия своих стран завербованные агенты советской разведки и всякие прочие… Одни из них жили в «гостинках», другие — в пансионных корпусах или в пансионном «гостевом отеле»; третьи, тоже под вымышленными именами и по фальшивым документам, — в разбросанных по лесной территории коттеджах. Вот и все сведения, которыми Виктор Курбанов пока что способен был похвастаться.
— Похоже, что ты тоже из «наших»? — прервал Леха недолгий мысленный экскурс майора в лесное зазеркалье.
— Из «тех еще» — так будет точнее, маз-зурка при свечах. Если я верно понял, «Интернациональ» расположен где-то между поселком Южным и следующей остановкой, как ее там?..
— Озерная, — проворчал Леха. — Считай, что обалдуйчик этот цековский расположен почти посредине между Южным и Озерной, ко второй — даже на километр ближе. Правда, чтобы добраться от Озерной до въездных ворот, приходится обкуролесивать почти всю территорию, а дорога лесная.
— То есть обитатели «Интернационаля» и персонал обычно выходят из автобуса здесь, на Южном?
— Делать лишние километры и платить лишние деньги? Они что, кретины?
«Ну, называть эту красавицу кретинкой не стоит, — по справедливости решил для себя Виктор, — тем более что все становится на свои места: решив проехать лишнюю станцию, она избавилась от меня, как от попутчика. Хотя, казалось бы… приятный собеседник, и вообще неплохая пара. Получилась бы… возможно».
Проехав еще километра два по тряской дороге, словно бы умышленно петляющей по перелескам, дабы отбить охоту у всяк случайного проезжего добираться до ворот «Интернационаля», Леха вдруг резко затормозил, будто оказался над пропастью.
— А вот и они, обалдуи постовые, — выключил зажигание.
Курбанов пристально всмотрелся в лобовое стекло, однако ничего, свидетельствующего о наличии «обалдуев», почему-то не обнаружил.
— Огонек сигареты заметил, — объяснил Леха. — Сейчас появятся.
— Не в разведке, часом, служил?
— Еще и служить им, барыгам цековским?! Нет, я все больше по контрабандному делу проходил.
— И так смело говоришь об этом?
— Потому что отбоялся.
«Вот оно: когда верхи уже ни хрена не могут, а низы уже ни хрена не желают! Даже язык попридержать. Что и говорить: действительно, страна обалдуев!».
— Ладно, заболтались мы тут с тобой, Леха. Сколько от поста до ворот?
— Метров пятьсот. Уж не грабануть ли решил пансионатик этот?
— В долю просишься?
— Презираю надомников. — Они молча проследили, как по поднебесью, перерезая высотные здания, пополз луч мощного армейского прожектора и, полуослепленные, переглянулись.
— Это с вышки. Их там две. Одна — слева от ворот, другая — у ручья, по ту сторону территории. Но прожектора там нет.
— Неплохо знаешь объект. А говоришь, что презираешь надомников, маз-зурка при свечах.
— Обалдуйчиков-коммуняк презираю не меньше. Мы тут с народом шебуршимся по поводу того, что если они слишком уж Президента России прижмут и снова погонят в Сибирь эшелоны с «врагами народа», придется их слегка попридержать. Так, сотню-другую перевешать. Хватит терпеть эту гаркавую марксистско-ленинскую падаль. Как ты относительно «сотни-другой»?
— Главное, начать. Потом и в тысячи не вложишься.
— Не разделяешь вроде бы?
— Пока нет. Хотя в принципе…
— А народ шебуршит, что недавно эти сволочи, коммунисты, несколько сотен тысяч наручников на заводах уральских заказали.
— Ну да?! Не может быть? Скорее всего, провокация «врагов народа».
— Никакая не провокация. Теперь секреты не очень-то держат. Мужик тут один приезжал. Заказ этот был размещен на его заводе. Более ста тысяч наручников. И предполагает, что подобные заказы были размещены не только на их заводе.
— Кто же их заказывал?
— Кто-кто? Все те же! В Вильнюсе у них не получилось, так они теперь к Москве подтягиваются, суки шелудивые.
Курбанов рассчитался с водителем и, приоткрыв дверцу, еще несколько секунд внимательно понаблюдал за вспышкой огонька и нервным подергиванием фонарных лучей. Очевидно, те, на посту, слышали мотор приближающейся машины, и теперь заметались по шоссе, стараясь понять, куда она исчезла.
— А если попытаться в обход поста? — спросил майор, по-заговорщицки приглушив голос.
— В обход дороги нет. Да я и не пошел бы. Мне, к моим двум вмятинам, еще только трех пуль в борт не хватает. И потом, кто ты такой?
— Это вопрос…
— Ответишь, тогда и поговорим. На домушника в самом деле не тянешь вроде бы.
— Скорее на отставного пожарника, — Курбанов ухмыльнулся и вышел из машины. — Раз в объезд дороги нет, тогда что ж, — попридержал он дверцу, — пойду к этим обалдуйчикам, как ты говоришь, сдаваться.