Кимон
Шрифт:
На дипломатическом поприще Морли пошел далеко и пойдет еще дальше. Руководители департамента говорили, что в Девятнадцатом секторе политики и экономики по манере говорить и вести себя, по умению ориентироваться он выделяется среди всех молодых людей. У него были подстриженные усы, и бросалось в глаза, что он тщательно ухаживает за ними. Волосы его всегда были в порядке, а ходил он пружинисто, как пантера.
Они сидели на квартире у Морли, на душе было приятно и легко. Вдруг Морли встал и начал ходить из угла в угол, как пантера.
– Мы дружим с незапамятных времен, – сказал
И оба улыбнулись, вспомнив переделки, в которых они побывали.
– Когда я услышал, что вы едете на Кимон, – продолжал Морли, – я, естественно, обрадовался. Я рад любому вашему успеху. Но я обрадовался еще и по другой причине. Я сказал себе: «Вот, наконец, человек, который может сделать то, что нам надо».
– А что вам надо? – произнес Бишоп таким тоном, будто спрашивал Морли, хочет ли тот выпить шотландского виски или чего-либо другого. Правда, такого вопроса он никогда бы не задал, так как было известно, что все молодые люди из ведомства иностранных дел – ревностные поклонники шотландского виски. Во всяком случае, задал он этот вопрос непринужденно, хотя чувствовал, что вся непринужденность разговора рассеивается как дым.
В воздухе стала витать тень плаща и кинжала. Бишоп вдруг ощутил бремя официальной ответственности, и на мгновение сердца его коснулся холодок страха.
– У этой планеты должен быть какой-нибудь секрет, – сказал Морли, для кимонцев никто из нас, ни одна из других планет не существует. Нет такой планеты, которая бы получила дипломатическое признание. На Кимоне нет ни одного представителя какого бы то ни было другого народа. По-видимому, они и не торгуют ни с кем, и все же они должны
торговать, потому что ни одна планета, ни одна культура не может существовать совершенно самостоятельно. Наверно, с кем-то у них все-таки дипломатические отношения есть. Должны быть какие-нибудь причины… кроме того, что мы по сравнению с ними отсталый народ… почему они не хотят признавать Землю. Ведь даже во времена варварства многие правительства и народы признавали те страны, которые были гораздо ниже в культурном отношении.
– Вы хотите, чтобы я узнал все это?
– Нет, – сказал Морли. – Мы хотим подобрать ключ. И это все. Мы ищем ключ, какой-нибудь намек, который помог бы нам разобраться в обстановке. Хотя бы воткнуть клинышек, вставить ногу, чтобы дверь не могла закрыться. А уж все остальное мы сделаем сами.
– А другие? – спросил его Бишоп. – Тысячи других поехали туда. Не один же я получил право поехать на Кимон?
– Вот уже более пятидесяти лет, – ответил Морли, – наш сектор дает такие же напутствия и всем другим.
– И вам ничего не сообщили?
– Ничего, – сказал Морли, – или почти ничего. Или ничего такого, что могло бы послужить нашим целям.
– Они не могли…
– Они не могли ничего поделать, потому что, прибыв на Кимон, они совершенно забывали о Земле… нет, не забывали, это не совсем так. Но они уже были неверны Земле. Кимон действовал на них ослепляюще.
– Вы так думаете?
– Не знаю, – сказал Морли. – Но у нас нет другого объяснения. Вся беда в том, что говорили мы с ними только раз. Ни один
– Цензура?
– Нет. Телепатия. Кимонцы узнали бы все, если бы мы попытались что-нибудь внушить своим. А мы не можем рисковать всей проделанной нами работой.
– Но я уеду с такими мыслями…
– Вы забудете их, – сказал Морли. – У вас впереди несколько недель, за которые вы можете забыть их… запрятать в глубины своего сознания. Но не совсем… не совсем.
– Понятно, – сказал Бишоп.
– Поймите меня правильно. В этом нет ничего зловещего. Вам не следует упорно доискиваться всего. Может быть, все обстоит очень просто. Может быть, просто мы не так причесываемся. Есть какая-то причина… наверно, очень маленькая.
Морли быстро переменил тему разговора, налил по бокалу виски, сел и стал вспоминать школьные годы, знакомых девочек и загородные поездки.
В общем это был приятный вечер.
Но прошло несколько недель, и Бишоп почти забыл обо всем. А теперь он сидел на своих чемоданах посередине парка и ждал, когда появится встречающий кимонец. Он знал, как будет выглядеть кимонец, и не собирался удивляться.
И все же он удивился.
Туземец был двухметрового роста. Сложенный, как античный бог, он был совсем-совсем человеком.
Только что Бишоп сидел один на поляне в парке, и вдруг рядом оказался туземец.
Бишоп вскочил.
– Мы рады вам, – сказал кимонец. – Добро пожаловать на Кимон, сэр.
Голос и произношение туземца были такими же совершенными и красивыми, как и его скульптурное тело.
– Спасибо, – сказал Бишоп и тут же почувствовал, как неловко он это произнес, каким запинающимся и глуховатым был его голос по сравнению с голосом туземца. Взглянув на кимонца, он невольно сравнил себя с ним. Какой у него, наверно, взъерошенный, мятый, нездоровый вид.
Бишоп полез в карман за бумагами. Негнущимися неловкими пальцами он с трудом откопал их («откопал», иначе не скажешь).
Кимонец взял документы, скользнул по ним глазами (именно «скользнул») и сказал:
– Мистер Селдон Бишоп. Рад познакомиться с вами. У вас очень хорошая квалификация. Экзаменационные оценки, как я вижу, великолепные. Хорошие рекомендации. И, как я вижу, вы спешили к нам. Очень рад, что вы приехали.
– Но… – возразил было Бишоп. И тут же замолчал, крепко стиснув зубы. Не говорить же кимонцу, что тот только скользнул глазами по документам, а не прочел их. Содержание документов было, по-видимому, известно этому человеку.
– Как доехали, мистер Бишоп?
– Благодарю вас, путешествие было прекрасным, – сказал Бишоп и вдруг преисполнился гордости за то, что отвечает так легко и непринужденно.
– Ваш багаж, – сказал туземец, – говорит о вашем великолепном вкусе.
– Спасибо, я…
И тут Бишоп разозлился. Какое право имеет этот кимонец снисходительно отзываться о его чемоданах!
Но туземец сделал вид, что ничего не заметил.
– Не желаете ли вы отправиться в гостиницу?
– Как вам будет угодно, – очень сухо сказал насторожившийся Бишоп.