Кинг
Шрифт:
Во мне поселилась паника.
Перед глазами все застилала пелена. Деревья вокруг меня кружились, пока картинка не превратилась в одно сплошное темно-зеленое и коричневое месиво, будто их засосало в эпицентр торнадо.
Несколько минут назад я чувствовала себя в большей безопасности, пялясь в полные ненависти глаза Кинга. Попытавшись встать на колени, я поскользнулась в грязи и упала на руки.
Неспособная найти в себе мужество на вторую попытку, я перевернулась на бок и прижалась щекой к земле, прижимая руку к уху, с которого спала повязка.
Я хотела стать невидимой.
Двадцать четыре часа назад я могла бы оказаться в теплой постели какого-нибудь байкера, купаясь в комфорте, и с крышей над головой. Сытая. Я бы сохранила свое достоинство, но с тех пор, как я проснулась на больничной койке, у меня его не было. Вместо этого я осталась босой, замерзшей и лежащей среди деревьев. Когда луна исчезла за черными грозовыми тучами, меня накрыл полный мрак.
Я как можно плотнее прижала голые ступни к телу. Пальцы на ногах заледенели. Пока дождь беспощадно лупил по мне, постукивание зубов превратилось в дрожь всего тела. Каждая ледяная капля превращалась в болезненный укол.
Какого черта он поцеловал меня? Какого хера я вообще позволила ему это?
Я была зла на себя. Не из-за того, что сопротивлялась ему, а из-за того, что мне это понравилось.
За последние несколько месяцев я делала множество гнусностей. Искала еду в мусорных баках. Спала в брошенных машинах. Но ничего из этого не вызывало во мне большего отвращения, чем отсутствие моего сопротивления его губам.
Но еще более отвратительным являлось мое желание того, чтобы он вновь появился из-за зарослей кипариса и забрал меня с собой из этого мрака.
Мне пришлось напомнить себе, что Кинг был не из тех, кто спасает.
Он был из тех, кто убивает.
Мое тело содрогнулось. И я чертовски замерзла. Я до сих пор была зла. До сих пор напугана.
И до сих пор была возбуждена.
При свете дня несложно было отодвинуть все проблемы на задний план и подумать о способе выживания. Но наедине со своими мыслями стала лучше понимать, что без знания прошлого, прожитых и выученных уроков я была всего лишь оболочкой какого-то человека.
Я была незнакомкой сама себе. Была чужой, живя в теле какой-то девушки, которую даже не знала. Я украла его у нее случайно, и это стерло ее с лица земли и поместило меня на ее место.
В такие ночи, как эта, когда паника начинала пожирать меня, я говорю с ней вслух:
— Знаю, это странно, но я скучаю по тебе. А еще более странно то, что я постоянно говорю тебе это, но мне правда жаль. Мне жаль, если то, что делаю я, не является тем, что сделала бы ты. Я хотела бы, чтобы здесь была ты, а не я, потому что голодание на улицах не та жизнь, которую я хочу для тебя или себя. Мне жаль, что я подвела тебя.
Просыпаясь каждый день, я надеюсь, что ты вернёшься. Мне стыдно за то, что я делала ранее, за то, что пыталась продать свое тело ради защиты. Это был момент слабости, но отныне с меня хватит.
Я громко рассмеялась, касаясь губами грязи и случайно втягивая ее в рот. Я закашлялась и начала плеваться, пока кусок не выпал изо рта.
— Я постараюсь лучше. Обещаю. Я смогу выжить… Ради тебя.
ГЛАВА 9.
Доу
Как только взошло солнце, я встала с земли.
Я поплелась по дороге, на которой выбоин было больше, чем асфальта. Волоча ноги несколько часов подряд, я шла, покрытая грязью, которую солнце запекло в застывшие куски глины.
Каждый шаг по траве на обочине трассы отдавался болезненной агонией во всем теле. Каждая травинка резала мои стопы словно лезвием, отчего каждый последующий шаг причинял только больше боли моим голым, поцарапанным и окровавленным ногам.
Хромая, я плелась в неизвестность, пока наконец-то не наткнулась на первый признак цивилизации: квартирный комплекс.
Мне нужен был телефон, или полицейский участок, или церковь. Кто-нибудь, кто мог бы помочь, но у меня не было сил искать что-нибудь еще. Я хотела присесть и собраться с духом, потому что мое тело сейчас напоминало серую тучу из смятения, истощения и обезвоживания.
Почему Кинг отпустил меня?
Что-то в его нерешительности цепляло меня за живое. Часть меня ожидала, что в любую секунду он выскочит на дорогу и утащит в свою машину. Возможно, поцелуй изменил его решение? Он думал, у него получится использовать меня для своих развратных целей, но после поцелуя понял, что, скорее всего, разочаруется? Поэтому он отпустил меня?
По-другому быть не могло. Но тогда почему, если он убил Никки, ему не убить и меня? Почему он пожалел меня, но так расправился с ней?
Ничего из этого не имело ни капли гребаного смысла.
После очередных мыслей о том, что со смертью меня разлучали секунды — кстати, не впервые за последние тридцать шесть часов — свобода была тем, о чем я даже не мечтала.
Но вновь вернуться на улицу было своего рода пленом. Свобода, по крайней мере, давала выбор.
А у меня он до сих пор не появился.
Я поплелась к комплексу. Старое, неухоженное, маленькое здание. Десять отделов, тесно прилегавших друг к другу, были прикрыты от солнца темным козырьком. Половина досок как попало заменили фанерой. Из бетонной дорожки ввысь пробивался колючий сорняк.
Не в силах сделать больше ни шагу, я оперлась на стену и сползала по доске, пока моя задница не ощутила под собой бетон. Наконец-то у меня было спасение от палящего солнца, которое будто кислотой разъедало мою кожу.
Мне просто нужно было немного посидеть, перевести дыхание и собраться с мыслями.