Кинг
Шрифт:
— Не думаю, что нам нужно еще играть, — сказала я ему, указывая глазами на кучу игрушек у меня под подбородком.
Прозвучал звонок, оповещающий о начале одной из игр, и я была готова идти дальше, когда Кинг меня остановил:
— Нет, подожди секунду.
Он наблюдал, как маленький мальчик трижды пытался выиграть приз в схватке с двумя подростками. Минуту спустя папа мальчика отвел того в сторону:
— Хватит, Сэм. Мы попробуем в следующий раз.
— Но я хотел этого аллигатора, — пожаловался мальчик.
—
Кинг вытащил мягкого пингвина из моей кучи игрушек и подошел к мальчику с папой, которые уже удалялись от палатки с игрой. Нижняя губа мальчика дрожала, а на глаза наворачивались слезы.
— Простите, — позвал Кинг, привлекая к себе внимание.
Отец встревоженно обернулся и притянул сына поближе к себе. Кинг проигнорировал реакцию отца и наклонился к пареньку, протягивая ему пингвина.
— Знаю, это не аллигатор, но пингвины тоже крутые. Вообще-то, они даже круче. Они живут в снегу и являются единственными птицами, которые не могут летать. Ты это знал?
— Нет, не знал, — ответил мальчик, засовывая большой палец в рот.
— Они также скользят брюшками по льду.
— Круууууто, — проговорил паренек, пялясь на пингвина.
— Теперь ты о нем позаботишься?
Мальчик кивнул и забрал игрушку.
— Спасибо, — беззвучно, одними губами, произнес папа мальчика.
Кинг кивнул, и они скрылись в толпе.
Он вернулся ко мне.
— Ты следующая, — сказал Кинг.
Мы стояли за палатками с играми и раздавали свои призы ребятам, которым не удалось выиграть, до тех пор, пока у меня в руках не остался лишь оленёнок, отданный мне Кингом первым.
Мы купили по мотку сладкой ваты. Поели корн-догов. Слопали горячие орео (прим. пер.: шоколадное печенье с кремовой начинкой). Мы смеялись как дети. Катались на аттракционе, в котором нас просто прижало к стенкам, пока центрифуга вертелась в воздухе, а после мы десять минут думали, что все нами съеденное снова увидит этот мир.
— Держи, — сказал Кинг, протягивая мне бумажный стакан. — Грейс говорит, имбирный эль — лучшее лекарство от расстройства желудка.
Я сделала медленный глоток, и практически мгновенно мне стало легче. Кинг схватил мой стакан и отошёл на несколько шагов выбросить его в мусорный бак. Я заметила, как рядом стоящая женщина пялилась на него.
Огляделась по сторонам, и казалось, каждая женщина вокруг нас — неважно, была ли она с мужчиной или без — буквально раздевала Кинга глазами.
— Они всегда так делают? — пробубнила я себе под нос.
— Что они всегда делают? — переспросил Кинг.
— Женщины всегда смотрят на тебя, будто хотят оседлать и трахнуть? — выплюнула я.
Кинг обнял меня. Его губы коснулись моего уха, когда он прошептал:
— В отличие от некоторых они не скрывают то, чего хотят, — я открыла рот, чтобы
— Я не…
— Пора на чёртово колесо, — прервал Кинг.
Становилось поздно, и народу заметно уменьшилось.
— Почему ты оставил его напоследок?
— Потому что это лучшая часть, — ответил Кинг. — Всегда оставляю лучшее напоследок.
Кинг помог мне забраться в скрипящую кабинку, и работник аттракциона закрыл за нами дверцу.
В кабинке едва хватало места для нас двоих. Когда я посадила оленя между собой и Кингом, он забрал его и отдал работнику, доставая купюру из кармана:
— Позаботишься о нем, пока мы прокатимся?
— Без проблем, чувак! — он поставил оленя на стул возле панели управления.
Кинг закинул руку на спинку моего кресла, коснувшись моего плеча.
Мы стали двигаться вверх. Поднимались все выше и выше, останавливаясь каждые полминуты, чтобы другие желающие могли залезть в свои кабинки. Как только мы оказались на самом верху, колесо начало двигаться очень медленно. Оно описывало круг, открывая мне вид на мерцающие огни ярмарки под нами.
— Вау, — вырвалось у меня, когда я наблюдала за тем, как внизу суетились люди. — Отсюда они похожи на муравьев.
Я повернулась к Кингу, но он не смотрел на огни города или толпу внизу.
Он смотрел на меня.
Глубина его взгляда приковала меня к месту.
— Щенячьи глазки, пока был в тюрьме, я точно выучил, что все мы — это кучка муравьев.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что мы все куда-то спешим, занимаясь бессмысленной херней. У нас есть лишь одна жизнь. ОДНА. А мы тратим слишком много времени, делая то, что даже не хотим делать. И мне надоело это.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я не хочу, чтобы меня запомнили неисправимым Брэнтли Кингом.
— Тогда как ты хочешь, чтобы тебя запомнили?
— Я не хочу. Хочу, чтобы обо мне забыли.
— Ты ведь несерьезно.
— Серьезно. Я привык к тому, что слава опережает меня. А теперь я всего лишь хочу жить в своем доме, рыбачить по выходным и делать татуировки, когда есть настроение. И когда придет время умирать, я хочу просто раствориться, как в конце фильма, чтобы обо мне побыстрее забыли.
— Это звучит одиноко.
— Нет, если ты будешь со мной.
— Брось. Ты сам говорил мне, что я должна буду убраться из твоей жизни, когда надоем тебе, — рассмеялась я.
Но Кинг не смеялся:
— Я серьезно. Что, если бы я сказал тебе, что изменил свое решение? Что, если я хочу, чтоб ты осталась со мной на самом деле?
Я потрясла головой:
— Я бы не знала, что ответить на это. Я даже не в курсе, серьезно ли ты сейчас говоришь или нет, — я вздохнула. — Это не так просто. Ты знаешь, что мне нужно заботиться о ней.