«Кино» с самого начала
Шрифт:
Виктор, ну, этот вопрос вам, наверное, уже задавали, и не раз. Все-таки пару слов о ваших недавних гастролях во Франции. Что это были за концерты и как они прошли?
Ну, собственно, мы не делали это концертами. Прошли они нормально, то есть играли мы хорошо. А какой будет, так сказать, общественный резонанс, будет видно, потому что сейчас только вышла там пластинка.
А что вошло вот в эту запись?
Там такой сборник из всех альбомов.
Как вообще воспринимают нашу рок-музыку «там» – просто с любопытством или действительно находят в ней что-то новое?
Пока ничего нового они не находят. В основном она, конечно, интересует всех, как экзотика. И это совершенно закономерно, потому что, конечно, чтобы был интерес не к советскому музыканту, а к музыканту, должно пройти и время, и люди должны как-то об этом узнать: из телевизора, послушать музыку…
Понятно. Виктор, вот вы записали уже несколько альбомов. Но, насколько я знаю ваше мнение, «Мелодия» выбрала далеко не лучшую вашу работу. Если взять ваши предыдущие альбомы, исключая «Группу крови», какая бы работа, по вашему мнению, представила группу «Кино»?
Знаете, один альбом, конечно, не представил бы группу «Кино», и больше всего похоже на то, что мы есть сейчас, – конечно, это альбом «Группа крови». А из старых альбомов мне больше всего нравится первый альбом…
«45»?
«45», потому что… Ну, я не знаю почему, но нравится. Другое дело, что я из него немножко как бы вырос уже.
В свое время «45» стало чем-то очень свежим, чем-то новым в нашей рок-музыке. И справедливо говорят сейчас, что «Группа крови» – это своего рода ваш этап, можно так сказать. Если раньше у «Кино» был какой-то стиль романтизма, городского романтизма, то «Группа крови» – совсем другое направление. Чем это вызвано?
Знаете, я не занимаюсь анализом своих песен, какие там у них направления. Я просто пишу песни, которые мне нравятся. Как-то так получается.
А вот я знаю – вы сейчас работаете над новым альбомом, где-то с осени 1988 года. В нем как-то будут продолжены те идеи, которые начаты в «Группе крови»?
Да, он уже закончен. Как и когда он появится у людей – я не знаю.
Несколько слов о ваших текстах. Они очень интересны, и, с одной стороны, всегда чувствуется стремление к лаконизму, никогда тексты не перегружены. А с другой стороны, в них всегда такая насыщенная смысловая нагрузка. Как удается писать такие тексты? Вообще, как вы работаете над песнями?
Как вам сказать… Я не работаю над песнями. Это для меня не работа, просто так получается.
То есть это всегда естественно?
То есть рабочих моментов там нет. Там есть… Я не знаю, я начинаю что-то играть, потом начинаю что-то записывать, делаю какие-то чиркушки. А потом получается песня. Для меня самого это всегда загадка – что у меня получится.
Несколько слов о ваших работах в кино. Вот было подряд несколько работ, и очень, в общем-то, удачных. Это будет как-то продолжено в дальнейшем?
– Это зависит от того, какие будут предложения.
А сейчас нет каких-то реальных предложений?
Предложения на самом деле какие-то есть, но все они меня не интересуют. Потому что профессия киноактера, человека как мастера перевоплощения, меня не интересует вообще. Я отказываюсь перевоплощаться.
Скажите, вот… ваше творчество так или иначе (ну, по крайней мере, в начале вашего пути) было связано с именем Гребенщикова. Сейчас стало модно говорить о том, что Борис изменился: был такой, стал такой. Ваше отношение к этому?
Вы знаете… Я не знаю… По-моему, на моей памяти он столько раз уже менялся, что это сейчас не лучший период для «Аквариума». Но очень много раз, когда я думал, что уже все, почему-то как-то так они опять выруливали, появлялись какие-то новые хорошие песни. Я не знаю, вырулят ли они сейчас.
А вообще, ваша оценка сегодняшнего положения в нашей рок-музыке? Ну, в частности, в Ленинграде. Что вы могли бы выделить? Какие группы, какие имена?
Трудно сказать. Есть очень много как бы групп, назовем их «подающих надежду». Но дальше этого пока никто не пошел. Я только надеюсь, что пойдут.
Сейчас очень много говорят о том, что, когда рок находился в таком полулегальном положении, были какие-то свежие идеи, были живые имена. И было к чему стремиться, было на что смотреть. Сейчас появился какой-то элемент коммерции многих. И многие опасаются, что рок будет задавлен этой коммерцией. Как вы считаете? (Наша, советская рок-музыка.)
Это зависит от людей. Потому что человека, который интересуется материальной стороной жизни, вряд ли можно назвать рок-музыкантом. Какое-то время он продержится, нужно только ему соблюдать систему в музыке. Трудно отличить какие-то искренние группы от просто работающих. Рок-музыка – это не работа, а образ жизни. А есть люди, для которых это работа. Они живут себе дома, это совершенно нормально. Потом они едут на работу, то есть на концерт, надевают рабочий костюм…
И становятся другими?
И делают на сцене то, что принято делать.
Но ведь такие встречи – они вам приносят деньги. Значит, вы тоже зарабатываете?
Да, я тоже зарабатываю. Ну а что ж вы хотите, чтобы мне…
Вы до сих пор работаете в кочегарке?
Нет, я не работаю в кочегарке до сих пор. И на самом деле, конечно, я этому рад. В этом была, конечно, и романтика, и все что угодно. Это очень красиво. Но это же ненормально. Это пользы делу не приносит. Гораздо больше будет пользы, если я буду заниматься своим делом и только им, а не гнуть спину, кидая уголь.
Раньше ваш герой был романтик, то есть вы занимались романтизмом. Ну а сейчас, судя по «Группе крови», ваши тексты стали остросоциальны, то есть вы вышли на какую-то новую ступень. Значит, с вами выросли и ваши поклонники. Вы к этому стремились?
Я не могу сказать, чтобы мои тексты стали остросоциальными, я так не считаю. Там есть… Понимаете, когда была объявлена перестройка, и даже немножко до этого, среди музыкантов появился какой-то такой подъем душевный. И все вдруг сразу, не сговариваясь (у нас был какой-то фестиваль), показали программу с такими какими-то боевыми песнями: что все у нас было отлично. Ну, вы понимаете. И я в том числе. Часть песен «Группы крови» как раз такого более социального характера. Но только часть, и не самая главная.