Кино. Пойми родителей
Шрифт:
Только что нервов мне, конечно, помотали.
Но тут и дело даже не в этом. Потому что, отдавая фильм на телеканал, я была готова ко всякой там цензуре. Я исходно – советский журналист и вообще в этом смысле – человек военный.
Но даже меня удивило, что меня заставили вырезать эпизод, где Сировский говорит, что прочёл в ФБ, что собираются вводить пищевые карточки. А он – мальчик вообще-то военного времени и даже карточки эти когда-то терял. И там про эти карточки – вот целая история.
И вот звонит мне дама, принимающая от кого попало
И вот я в полном уже расстройстве. Раннее утро, я дома. Проклинаю уже все на свете. И хочу вообще отвлечься.
А у меня – куча отснятого и не смонтированного материала. И я с горя сажусь – и начинаю монтировать фильм-интервью со Львом Семеновичем Рубинштейном.
И тут вдруг, посреди всего остального текста, Лев Семенович возьми и скажи. Про тогдашние творческие проблемы. Застойного времени.
Что когда кто-то из неподцензурных и непубликуемых поэтов напишет какую-то фигню, все ему тут же и сообщают: Ну, это хоть сейчас неси – и печатай!
И вот прямо-таки просветление случилось в моем мозгу.
Я послание будущим поколениям на раз считала. Если хоть сейчас неси – и печатай, то это понятно же, какого качества текст.
И я тут же и отписалась на телеканал «Культура», что никаких правок я в свой фильм вносить не буду, а если им неохота, то пусть они его и вообще не показывают…
И раз – все вышло вообще-то по-моему. Хотя герой мой, собственно, и не был борцом с режимом, а был довольно хитрым человеком, который всю жизнь как-то умудрялся проскочить – между молотом и наковальней.
Но все же в фильме моем что-то такое на этот счёт было. Какая-то критика советского вообще режима. И его в конце концов показали, даже и с повтором. И с хорошим рейтингом. И заплатили мне за это 32 тысячи рублей, которые я тут же своему герою на карту и отправила.
Короче, все это пустяки, дело житейское. Но вот нравственный урок, полученный от Льва Семёновича Рубинштейна, я запомнила на всю жизнь.
Иногда я думаю: не ради этого ли и вообще все это было?
*Ну вот уж коли я взялась промотировать свой фильм про Льва Семёновича Рубинштейна, я хочу вам показать из него кусочек. Такой типа тизер. Чтобы вы знали, на что вообще идете)
А мне кажется, что вот прям сейчас эта вся история вот сильно к месту.
Это уже из финала:
«Самая фантастическая история связана с именем собственным. Точнее, с фамилией. В Ленинграде, рассказывала мама, жил какой-то наш родственник. Очень-очень дальний. Она его и не видела.
Про него было известно только две вещи. Что он был одинокий старик. Фамилия его была – Гитлер. Уже немало.
Живет, значит, наш Гитлер в Ленинграде. Тут война, блокада. Гитлер живет в городе. Голодает, как все. Однажды за ним заезжают два вежливых военных. Везут куда-то. Заводят в светлый кабинет. Там усаживают на стул. Спрашивают:
– Правда ваша фамилия – Гитлер?
– Правда.
– Да, интересно.
– Вы хотите узнать, или я его родственник? – интересуется Гитлер.
– Да нет, думаем – вряд ли, – говорят ему, окинув его при этом взглядом. – Но может вам поменять все-таки фамилию, а? А то как бы… Вы сами понимаете…
Как же он разорался.
– Это фамилия моего отца, дела и прадеда, – орал Гитлер. – Мой дед был львовский раввин, его знал весь город. Пусть ЭТОТ меняет фамилию, если ему надо. Тем более, что это даже и не его фамилия, как я читал в газете. Ну вот вы ему лучше напишите письмо, что вот в Ленинграде живет такой-то однофамилец, таки он сразу, как миленький, поменяет фамилию… Но чтобы я менял?
В общем, старика отпустили с миром. Слишком уж он был тих и безобиден. Да и явный доходяга к тому же. Он умер, как и многое блокадники. Его похоронили, как и многих блокадников, на Пискаревском кладбище, в братской могиле. Так там Гитлер и лежит. Царство ему небесное».
«Острые предметы»
Ну вот неожиданный такой анализ. Кинематографического вообще произведения.
Сериал «Острые предметы», триллер, по роману Гиллиан Флинн, 2018 года. Создатель – Марти Ноксон, режиссер – Жан-Марк Валле. С Эми Уотсон.
Золотой глобус и 8 номинаций на премию Эмми.
И режиссер старается. Всего себя в это дело вложить. Там даже по ходу сценария – французские песни. Что для американского сериала и вообще не характерно.
Там такой, разумеется, детективный сюжет. (Мы других уже и не сымаем)) Такое расследование. С побочными вообще отклонениями. И вот я о побочных отклонениях. Мне вообще-то актуально.
Там девушка, журналистка, с нерешенными психологическими проблемами, которые она запивает с утра до ночи водкой (вот кто первый бросит в неё камень? В Эмили Уотсон?), но, правда, она это дело всегда переливает в походную кружку для воды; так вот она пытается разобраться с серией жутких вообще убийство. В родном городе.
Там этот город ещё, конечно… Вот буквально что картину пиши. В стиле Франсиско Гойи.
Но, правда, оказывается потом, что жуткие убийства – ещё далеко не самое жуткое…
И вот я, типа, до такой степени не медик. И уж точно – не психиатр. Просто вот уже до беспредела.
Меня вообще никакие естественные науки не интересуют. Хотя я и строго – из естественнонаучной семьи. Биология там, ботаника, география.
Ну вот нет у меня научного подхода! Чего-то там не завязалось. Я страстно вообще люблю: и растения, и животных. Но я их, вслед своей деревенской бабушке, люблю в их целостности. Не имею вообще стремления там, лягушек резать, на части разымать и все по отдельности рассматривать.