Кино
Шрифт:
Стояла глубокая седая зима. С самого утра дул пронизывающий, сильный ветер, который только усилился с наступлением сумерек. Васька всем телом припал к земле, этакий комочек, и представлял себе яркие картинки из прошлого, из своего детства, когда он беспечно гонял стайки воробьёв и голубей, с интересом наблюдал за своим отражением в апрельских лужах, подставлял свою мордочку первым, ещё робким лучам солнца. Васька не чувствовал холода и ветра. Его уже как будто здесь и не существовало. Но вот, вдруг, он почувствовал какое-то шевеление из под земли. Что-то упёрлось ему в лапки. Он невольно отпрянул назад. Это был росточек подснежника, который от того тепла, что дал старый кот, проснулся и потянулся ввысь, думая, что это солнышко возвещает о скором приходе
Утром, едва погасли звёзды, проснулся и росток. Он подрос немного за ночь и цвет его стал более зелёным, тогда как он был только салатовым, да и корни заметно углубились в землю. Росток совсем окреп и уже стал походить на маленький подснежник. Едва проснувшись, подснежник ткнулся в лапки коту, но тот никак не отозвался. Да и от самого кота больше не веяло тем теплом, что он давал накануне, когда дул сильный ветер, к утру совсем прекратившийся. Росток уткнулся сначала в одну лапку, затем в другую, потом пощекотал мордочку — никакой реакции. Вместо кота его теперь согревало солнышко, которое всё ярче и ярче светило с каждой минутой нового дня. В течении всего дня росток инстинктивно тянулся ввысь, но не переставал щекотать кота, надеясь, что тот проснётся и снова улыбнётся ему.
Когда же росток, точнее уже цветок подснежника проснулся на следующий день, то его друга рядом не оказалось. Наверное, его кто-то забрал, кому-то понадобилось его тепло также, как оно было нужно мне, иначе я бы погиб от ветра — так думал подснежник.
На протяжении всей зимы подснежнику снился Васька. Вот он вновь подле него, вот вновь ему улыбается, а сам подснежник тянется к нему, по привычке ища тепла.
***
Её осень — это грусть. Но приятная грусть, как воспоминание чего-то ушедшего, но такого родного и тёплого, к чему хочется прикоснуться и прижаться, хотя бы и мысленно.
Её осень — это ожидания. Она сама не знает чего ждёт, но она настолько привыкла ждать, что не может отказаться от этого даже не чувства, но некоего внутреннего ощущения, но и это не совсем кажется то, скорее даже потребность, назовём это потребностью в ожидании. Самое яркое выражение этого — долгое пребывание у окна, когда кажется, что весь мир будто замер, будто застыл на фотографии, а ты в этом строгом и ограниченном ракурсе ищешь себя, но никогда не находишь.
Её осень — это одиночество. Но она скорее даже нуждается в этом одиночестве. Оно подобно колючему, но тёплому шерстяному свитеру, связанному умелыми руками бабушки. Так и хочется одеть его, чтобы разогнать все прочие наваждения дня, которые цепляются подобно холодным каплям дождя, от прикосновение которых невольно вздрагиваешь. Этому одиночеству недостаёт только тепла, книги, человека рядом.
Её осень — это взросление. Она взрослеет каждый раз, когда смотрит на этом мир сердцем. Она видит в других себя, а потому чувствует их, понимает, не может не сопереживать! Но и радость, счастье других ей знакомо! Она улыбается вместе с ними, их надежды — её надежды. Она учит разделять, но не завидовать! И вместе с тем она остаётся ребёнком — хрупким, в чём-то даже наивным, но искренним. В такие моменты она прекрасна. Жаль, что она про это ничего не знает.
Её зима — это тепло. Тепло, которое она расточает только на то, что ей по-настоящему дорого. А так она предпочитает холодность в словах, жестах, мимике. Улыбка для неё — непозволительная роскошь.
Её зима — это домашний уют. Там она может спрятаться, побыть собой и с собой наедине, выплакать всё то, что было завуалированно теплотой солнечного света и что принималось всеми за чистую монету. Каждый день она превозмогает себя, чтобы вновь казаться сильной. И каждый день у неё это выходит всё хуже и хуже. Она буквально уже кричит, но её никто не слышит. Для всех довольно и того, что она исполнительный сотрудник.
Её зима — это одинокие прогулки по вечернему городу. Ей нравится прислушиваться к скрипу снега под подошвой сапожек. Тогда ей кажется, что её кто-то сопровождает, кто-то очень добрый. Она обожает смотреть на то, как переливается снег в свете уличных фонарей. Что-то в этом её буквально завораживает. Именно в эти моменты она чувствует себя маленькой девочкой. Мир там, в детстве, казался ей волшебным. Всё вокруг — сказочное королевство, а она в нём принцесса. Теперь же… Как же много изменилось с тех пор, пожалуй даже слишком многое! Этого, кажется, просто нельзя вместить в человеческое сердце.
Её зима — это чашка дымящегося чая. Это отличное время, чтобы поговорить с собой, прислушаться к себе, проанализировать то или иное. Она слишком часто спотыкалась и падала, чтобы теперь просто идти с высоким забралом навстречу. Каждый её шаг обдуман, взвешен, прожит. Она ненавидит себя, когда снова влюбляется. Она ругает себя, что совсем не повзрослела, раз подпускает к себе так близко и так скоро. Хрупкое, надломленное сердце. Она словно птица, которой везде мерещится клетка, пусть и из чистого золота. Небо для неё даже уже не предел, а необходимость, каждодневная необходимость.
Её весна — это радость. Радость солнечного зайчика, который без устали играет улыбкой на её губах. Увидев однажды её улыбку можно навеки потерять голову.
Её весна — это надежды. Они всегда несмелые, робкие, в чём-то даже неуклюжие, но они всегда с ней. Она и сама, если честно, мало верит в них, но тут же ругает себя за малодушие и некую душевную трусость, когда гонит всякие мысли связанные с ними. Она движется к мечте медленно, даже слишком медленно, но никогда не останавливается или меняет курс, как делает большинство, кто считает свою мечту недостижимой или глупой. Признаться себе в этом и решиться на подобное, значило бы для неё глубоко оскорбиться. Она ребёнок, но такой ребёнок, который даже к глупостям относится со всей несвойственной этому серьёзностью. Хрупкое создание, но со стальным характером. По-моему, это здорово.
Её весна — это бессонница. Да и разве можно уснуть, когда внутри что-то рвётся наружу, что-то неопознаваемое, но вместе с тем воспринимаемое всем существом как часть себя. Она боится этого неизвестного ей чувства, спрашивается о нём в книгах, в популярных блогах, но так и не находит ответ. Всё слишком поверхностно, сжато, отсекаемо условными категориями; в конечном счёте просто пошло! Но как расцветает она под влиянием этого неведомого порыва! Будто она босая гуляет по вечно-зелёному лугу, ступая ещё по влажной от росы траве. И такая лёгкость во всём теле. Она хочет бежать, она бежит, спотыкается, падает, но от этого смеётся ещё сильнее. А потом наваждение пропадает, спугнутое реальностью. Разве об этом можно кому-то поведать, да так, чтобы её поняли?
Её весна — это музыка. Без неё она уже не представляет своей жизни. В тайне от всех она мечтает выступить однажды на сцене, исполнив перед публикой какую-нибудь песню. Много раз она мысленно рисовала эту картину. Но если бы ей предложить сейчас исполнить свою мечту, она бы испугалась, право, испугалась, замахала бы на вас руками, а может быть даже посмеялась. Нет, такого не может быть. Она просто не сможет. Она наверняка забудет слова или кто-нибудь подшутит над ней, пока она будет петь. Нет, этому не бывать. Она — трусишка, а потому не за чем её убеждать в обратном. Но всё-таки нужна известная доля смелости, чтобы признаться себе в некоторых вещах, особенно в тех, которые, скорее всего, вызовут у того, с кем с ними делишься, улыбку и непонимание.