Кинокомпания Ким Чен Ир представляет
Шрифт:
Ким Чен Ир располагал безграничными ресурсами и обширными зрительскими познаниями, однако не имел ни малейшего практического опыта. Его предшественник на посту главы студии Чхве Ик Кю таким опытом обладал, а потому стал правой рукой и главным соратником Ким Чен Ира. Он был старше на семь лет, худ и выше ростом – плоский нос, торчащий кадык, высокий лоб с залысинами. Он носил большие желтовато-дымчатые очки и походил на серьезную собаку – типаж в духе киношных негодяев эпохи Шона Коннери в роли Бонда, вполне мог бы похищать портфель с секретными документами государственной важности в «Живешь только дважды» [9] . Он стал ближайшим творческим партнером – даже, по некоторым отзывам, «наставником» – Ким Чен Ира. Тот вырос, неразборчиво и неограниченно пожирая мировое кино. Чхве получил формальное кинематографическое образование в строгой сталинской системе. Они идеально дополняли друг друга. Чхве до самой смерти Ким Чен Ира мелькал на официальных портретах – стоял за спиной любимого руководителя и аплодировал ему вместе со всеми.
9
«Живешь только дважды» (You Only Live Twice, 1967) –
Их первые совместные проекты – Ким Чен Ир выступал продюсером и контролером, Чхве режиссировал – пользовались огромным успехом у зрителей и стали ключевыми событиями северокорейского кино. Эта так называемая «бессмертная классика» открылась эпосом «Море крови» и достигла кульминации драмой 1972 года «Цветочница». «Цветочница» была возлюбленным детищем Ким Чен Ира: он участвовал в написании сценария, взял на главную роль никому не известную девочку-подростка, надзирал за монтажом и чуть ли не каждый день торчал на площадке, следя за съемками и решая, как построить кадр или мизансцену. В фильме – экранизации оперы, опять же якобы написанной Ким Ир Сеном в 1930 году в японском плену, – повествуется о жизни деревенской девушки-котпун (цветочницы) в период японской оккупации. Героиня продает цветы и тем кормит семью: отец умер, больная мать изо дня в день вкалывает на деспотичного землевладельца, брат в японской тюрьме, а сестра ослепла, потому что жена землевладельца плеснула ей в лицо кипятком. Весь «сюжет» – череда жестоких поворотов судьбы героини и ее семьи; в конце концов, когда она уже готова опустить руки, ее спасает освобожденный брат и Корейская народно-революционная армия Ким Ир Сена. Корейцы, как на подбор образцовые, сливаются в едином порыве солидарности и сострадания, все поголовно японцы и их приспешники – ухмыляющиеся садисты. Снова и снова персонажей охватывает тоска по «чему-то драгоценному, как из древних сказаний», по мессии – Ким Ир Сену.
Значение «Цветочницы» в культурной истории Северной Кореи переоценить практически невозможно. Фильм был невероятно популярен и на родине, и в Китае – первый случай, когда северокорейское кино обрело широкую зарубежную аудиторию. Он получил специальную премию на Международном кинофестивале в Карловых Варах. Звезда фильма Хон Ён Хи так прославилась, что ее лицо рисовали на стенах по всему Пхеньяну и изобразили на банкноте в одну вону. В 2009 году в Пхеньян прибыл китайский премьер Вэнь Цзябао, и в аэропорту его встречала Хон Ён Хи. Известная китайская писательница Те Нин в своей книге «Всегда – это сколько?» описывает, как смотрела «Цветочницу»: «В кинотеатрах крупных городов по всей стране шла северокорейская картина „Цветочница“. Зрители обливались слезами… Передо мной сидел взрослый мужчина – он так рыдал, что позвоночником больно бился о спинку сиденья. Он истерически захлебывался, ужасно шумел, но никто не жаловался, потому что все были заняты: они тоже плакали».
После «Цветочницы» место Чхве Ик Кю подле Ким Чен Ира было вырублено в камне. Отныне любимый руководитель доверял Чхве не только фильмы, но и организацию серьезных общественных мероприятий – например, дней рождения Ким Ир Сена и парадов на День освобождения. Чхве участвовал в создании умопомрачительных исполинских демонстраций единства и синхронности, которые превратились в знаменитые «массовые игры». Современная Северная Корея – сама по себе государство-постановка, показательное выступление – обязана талантам Чхве Ик Кю не меньше, чем Ким Чен Иру.
Спустя год после премьеры «Цветочницы» Ким Чен Ир опубликовал трактат «О киноискусстве», написанный по мотивам речей, которые толкал режиссерам и сценаристам предыдущие пять лет. («Маркс работал над „Капиталом” сорок лет, – проинформировали народонаселение партийные СМИ. – А товарищу Ким Чен Иру для написания „О киноискусстве” понадобилось всего два-три года».)
В книге Ким Чен Ир обобщил свою кинематографическую и продюсерскую политику Он опроверг гипотезу о том, что шедевры – это непременно крупные эпопеи, «нечто огромное по форме и масштабу». Напротив, он учил, что «есть только одна характерная особенность крупного произведения – философская глубина идейного содержания», и призывал режиссеров со сценаристами больше внимания уделять персонажу, а не сюжету, «обстоятельно рисовать внутренний мир героев в соответствии с логикой жизни и характеров», а не «изображать жизнь исключительно как цепь событий». Он твердил о необходимости реализма («Поскольку кино является зрительным искусством, нужно показывать предмет, не отступая от привычки, утвердившейся в жизни… Если при съемке в погоне за глубинным отражением сущности жизни [кинооператор] отступит от действительности и реальности, то не сможет перенести в кадр саму жизнь в ее исконном облике и, следовательно, никто не поверит в искренность событий, показанных на экране») и при этом требовал, чтобы эмоции и события в кинематографе обострялись до мелодраматического накала. Он рекомендовал снимать кино по мотивам историй из повседневной жизни эталонных представителей народа или даже по мотивам популярных песен (спустя сорок лет после того, как продюсер Артур Фрид выпустил «Поющих под дождем», выросших из популярной песенки [10] ). Но самым важным вкладом Ким Чен Ира в кинокритику – которым, как внушали северокорейским школьникам, он поднял культуру и искусство на новые высоты, – было, по его выражению, «зерно». Зерно фильма – это «семя жизни… идейное ядрышко… Лишь те писатели пожинают прекрасные плоды успеха, которые не жалеют ни времени, ни энергии, ни напряженной работы мысли для верного отбора зерна и рачительного ухода за ним». Зерно – пропагандистский посыл, который фильму надлежало продвигать в массы и внушать зрителю; зерну посвящены каждая сцена, каждая реплика и каждый аспект актерской игры. У Ким Чен Ира этот термин всплывает постоянно, применительно ко всем стадиям кинопроцесса, от замысла до проката. Голливудский продюсер Сэмюэл Голдвин якобы утверждал, что у его фильмов скрытой программы нет: «Вы мне только напишите смешную комедию, – говорил он, – а если у вас посыл, посылайте через „Вестерн Юнион”», – но у Ким Чен Ира был совсем другой подход. Во всех до единого своих фильмах он транслировал одно и то же: Ким Ир Сен – великий вождь, Маршал Могучей Республики,
10
Киномюзикл «Поющие под дождем» (Singin’ in the Rain, 1952), поставленный Джином Келли и Стэнли Доненом, был задуман продюсером Артуром Фридом, который хотел извлечь дополнительную выгоду из уже имевшихся в его распоряжении песен из полузабытых мюзиклов 1920—1930-х.
Ким Чен Ир на посту главы киностудии планировал не просто получше снимать кино. Своим творчеством он пробивал путь к сердцу отца, добивался отцовского доверия: по сути дела, он выступал пиарщиком Ким Ир Сена. На киноэкране КНДР снова и снова побеждала в войне. Ким Ир Сен, внушало зрителям кино, некогда спас страну – и день за днем продолжает ее спасать.
Ким Ир Сену фильмы сына ужасно нравились. Великий вождь представал в них святым и героем – это утоляло его эго. И партизаны, которые прежде сражались бок о бок с ним, а теперь пользовались немалым влиянием в Трудовой партии, тоже смотрели кино и просили добавки.
Писатель Брэдли Мартин излагает такую историю. Как-то раз он спросил одного северокорейского чиновника, что будет делать партия после смерти Ким Ир Сена. Чиновник ответил: «Если он умрет… э-э, в смысле, когда он умрет, – мы найдем другого вождя».
Что именно будет, когда он умрет, занимало Ким Ир Сена уже некоторое время. Он видел, как Хрущев и Брежнев отвернулись от Сталина, как Дэн Сяопин и Хуа Гофэн сводили к минимуму принципы маоизма и открывали Китай свободному рынку. В Польше сталинистов отстраняли от власти; Венгрию к 1956 году охватила народная революция; в Чехословакии сеял инакомыслие Вацлав Гавел. Ким Ир Сен тревожился за Северную Корею – что будет с ней после его кончины? Единственный способ сохранить рай трудового народа – назначить преемника и консолидировать его власть еще до своей смерти. Выбирать надо близкого и верного – чтобы преемник не изменил целям и идеалам и чтобы его не соблазнила возможность поторопить собственную коронацию, поскорее избавившись от предтечи.
Самый безопасный выбор – кровный родственник. Значит, остается три серьезных кандидата: младший брат Ким Ён Джу и сыновья Ким Чен Ир и Ким Пхён Ир. Дядя Ён Джу опытнее и образованнее, уже тридцать лет работает в верхних партийных эшелонах и даже взаправду воевал с японцами. Пхён Ир молод, целеустремлен и похож на отца. Но лучше всех Ким Ир Сена понимал Чен Ир. Он сознавал, что те самые отцовские качества, которые презирал дядя Ён Джу, – эгоцентризм, нарциссизм, стремление добиться статуса императора и мессии – как раз и следует подкармливать, дабы добиться отцовского расположения. Ради удержания власти Солнце Кореи – как называли Ким Ир Сена к его удовольствию – уничтожал соперников и репрессировал целые семьи и политические фракции. В романах и многотомных биографиях история подправлялась ему в угоду. Он хотел не просто быть вождем народа – он хотел сам воплощать народ. Ким Чен Ир понимал, что отец не назначит преемником того, кто посулит светлое будущее Северной Корее или корейцам. Отец выберет того, кто пообещает светлое будущее лично ему, Ким Ир Сену, даже после смерти. Как все прозорливые политики, Ким Ир Сен беспокоился о будущем не меньше, чем о настоящем: его заботило собственное наследие.
И сын взялся обеспечить отцу бессмертие. Он станет не просто превозносить и обожествлять отца в кино – он докажет, что у Ким Ир Сена нет соратника вернее Ким Чен Ира. В глубоко конфуцианской стране, где нет добродетели превыше сыновней преданности, такова и станет публичная личина Ким Чен Ира, его фирменный стиль. Хороший сын. Почтительный сын. Скромный сын, который подаст народу пример, любя отца и не смея ему перечить. Власти Ким Чен Ир добивался безжалостно, но умудрялся при этом сохранять репутацию человека, который к власти особо не рвется. «Он был завистлив и коварен, – говорил Хван Джан Ёп, один из ближайших советников Ким Ир Сена. – Я видел, как он жаждет власти… Он всегда планировал втайне и втайне же осуществлял свои планы. В этом он был мастак». Ким Чен Ир держался в тени, изображал тонкого художника, натуру почтительную и преданную. Когда приезжали зарубежные сановники, он уступал сцену отцу, сам на глаза не лез, только присылал гостям корзины фруктов и записки с добрыми пожеланиями. Публично никогда не выступал. А между тем, по словам Хвана, «по одному выделял людей из окружения Ким Ир Сена, доказывал, что они изменники, сеял сомнения в их компетентности и идеологической чистоте, неустанно атаковал их и устранял», замещая своими близкими соратниками.
К насилию он обычно не прибегал сразу. Для начала устанавливал «жучки» в кабинете и в доме очередной жертвы, выяснял, что человеку нравится (марка иностранной машины, сорт бренди или, допустим, проститутки определенной национальности), а затем пытался его купить. Если не получалось, собранная информация годилась и для шантажа. Насильственными методами Ким Чен Ир пользовался лишь в крайнем случае – или от обиды. Такое случалось часто в первые годы, когда многие его еще недооценивали. Заместитель председателя кабинета министров Нам Иль погиб под колесами грузовика, хотя в стране и машин-то почти не водилось, а официальная партийная газета «Нодон Синмун» обмолвилась о его смерти лишь парой слов на последних полосах, хотя он был народным героем. Бывшего вице-президента Ким Дон Гю ни с того ни с сего забрали и, даже не сообщив, в чем его преступление, послали в лагерь, где он и умер. Вслед за ним отправились еще несколько человек, в основном армейские генералы и партийные бонзы, обвиненные в «возмутительной некомпетентности» и «групповщине». Так вышло, что все эти люди входили в близкий круг дяди Ён Джу.