Киноповести
Шрифт:
— Она уже там, Тамара-то?— Максим прыгал по комнате на одной ноге, стараясь другой попасть в штанину.
— Там.
— Сейчас... мигом. Мы в магазин не успеем заскочить? Хотел тоже каких-нибудь подарков...
— Да ты что!— взревел Игнат.— Я что, по шпалам жену догонять буду?!
— Ладно, ладно...
Побежали вниз, в такси.
— Друг,— взмолился Игнат.— Десять минут до поезда. Жми на всю железку! Плачу в трехкратном размере.
Жена ждала Игната у вагона. Оставалось полторы минуты. Она вся изнервничалась.
—
— Порядок!— весело гудел Игнат.— Максим, пока! Крошка, цыпонька,— в вагон!
Поезд тронулся.
— Будь здоров, Максим!
Максим пошел за вагоном.
— Игнат, передай там: я, может, тоже скоро приеду! Не забудь, Игнат!
— Не-ет!
Максим остановился.
Поезд набирал ходу.
Максим опять догнал вагон и еще раз крикнул:
— Не забудь, Игнат: скажи — приеду!
— Передам!
Надо было уже бежать за вагоном.
— Игнат, скажи!..
Но Игнат уже не слышал.
Уже расходились с перрона люди.
А Максим все стоял и смотрел вслед поезду.
...Уже никого почти не осталось на перроне, а Максим все стоял. Смотрел в ту сторону, куда уехал брат. Там была Родина.
Летит степью поезд.
Кричит...
...Игнат пинком распахнул ворота, оглядел родительский двор и гаркнул весело:
— Здорово, родня!
Тамара, стоящая за ним, сказала с упреком:
— Неужели нельзя потише?.. Что за манера, Игнатий!
— Ничего-о,— загудел Игнат.— Сейчас увидишь, как обрадуются. Э-э... А дом-то новый у них! Я только счас заметил. Степка с отцом развернулись...
Из дома вышел Ермолай Воеводин... Тихо засмеялся и вытер рукавом глаза.
— Игнаха, хрен моржовый,— сказал он и пошел навстречу Игнату.
Игнат бросил чемодан... Облапили друг друга, трижды крест-накрест — поцеловались. Ермолай опять вытер глаза.
— Как надумал-то?
— Надумал...
— Сколько уж не был! Лет пять, однако. Мать у нас захворала, знаешь?.. В спину что-то вступило...— Отец и сын глядели друг на друга, не могли наглядеться. О Тамаре совсем забыли. Она улыбалась и с интересом рассматривала старика.
— А это жена, что ли?— спросил наконец Ермолай.
— Жена,— спохватился Игнат.— Познакомься.
Женщина подала старику руку... Тот осторожно пожал ее.
— Тамара.
— Ничего,— сказал Ермолай, окинув оценивающим взглядом Тамару.— Красивая.
— А?!— с дурашливой гордостью воскликнул Игнат.
— Пошли в дом, чего мы стоим тут!— Ермолай первым двинулся к дому.— Степка-то наш пришел, окаянная душа.
— Как мне называть его?— тихо спросила Тамара мужа. Игнат захохотал.
— Слышь, тять!.. Не знает, как называть тебя,— сказал он.
Ермолай тихо засмеялся.
— Отцом вроде довожусь.— Он взошел на крыльцо, заорал в сенях: — Мать, кто к нам приехал-то!
В избе, на кровати, лежала мать Игната. Увидела Игната, заплакала.
— Игнаша, сынок... приехал?
Сын наскоро поцеловал мать и полез в чемодан. Гулкий, сильный голос его сразу заполнил всю избу.
— Шаль тебе привез... пуховую. А тебе, тять,— сапоги. А это — Верке. А это — Степке. Все тут живы-здоровы?..
Отец с матерью, для приличия снисходительно сморщившись, с интересом наблюдали за движениями сына — он все доставал и доставал из чемодана.
— Все здоровы. Мать вон только...— Отец протянул длинную руку к сапогам, бережно взял один и стал щипать, мять, поглаживать добротный хром.— Ничего товар... Степка износит. Мне уж теперь ни к чему такие.
— Сам будешь носить. Вот Верке еще на платье.— Игнат выложил все, присел на табурет. Табурет жалобно скрипнул под ним.— Ну, рассказывайте, как живете? Соскучился без вас. Как Степка-то?
— Соскучился, так раньше бы приехал.
— Дела, тятя.
— «Дела»...— Отец почему-то недовольно посмотрел на молодую жену сына.— Какие уж там дела-то!
— Ладно тебе, отец,— сказала мать.— Приехал — и то слава богу.
— Ты говоришь — какие там дела!— заговорил Игнат, положив ногу на ногу и ласково глядя на отца.— Как тебе объяснить?.. Вот мы, русские,— крепкий ведь народишко! Посмотришь на другого — черт его знает!..— Игнат встал, прошелся по комнате.— Откуда что берется! В плечах — сажень, грудь как у жеребца породистого — силен! Но чтобы научиться владеть этой силой, выступить где-то на соревнованиях — боже упаси! Он будет лучше в одиночку на медведя ходить. О культуре тела — никакого представления. Физкультуры боится, как черт ладана. Я же помню, как мы в школе профанировали ее.
С последними словами Игнат обратился к жене.
Тамара заскучала и стала смотреть в окно.
— ...Поэтому, тятя, как ты хошь думай, но дела у меня важные. Поважнее Степкиных.
— Ладно,— согласился отец. Он слушал невнимательно.— Мать, где там у нас?.. В лавку пойду...
— Погоди,— остановил его Игнат.— Зачем в лавку? Вот и эту привычку тоже надо бросать русскому народу: чуть что — сразу в лавку.— Но отец так глянул на него, что он сразу отступил, махнул рукой, вытащил из кармана толстый бумажник, шлепнул на стол.— На деньги.
Отец обиженно приподнял косматые брови.
— Ты брось тут, Игнаха... Приехал в гости,— значит, сиди помалкивай. Что у нас, своих денег нету?
Игнат засмеялся.
— Ты все такой же, отец.
— Какой?
— Ну... такой же.
— Да ладно вам — сцепились. Что вас лад-то не берет?— вмешалась мать.— Иди в лавку-то. Пошел — дак иди.
Ермолай ушел.
— Сынок... не хотел уж при им спрашивать: как там Максим-то?
— Максим?.. Честно говорить?
— Господи, ну дак а как же?