Киноповести
Шрифт:
Дядя Володя долго смотрел на фигуры, нахмурился, потрогал в задумчивости свой большой, слегка подкрашенный нос.
— Так, Витька... Ты так? А мы — так! Шахович. Софы есть чешские... Раздвижные — превосходные. Отпускные получу, обязательно возьму. И шкуру медвежью закажу...
— Сколько же шкура станет?
— Шкура? Рублей двадцать пять. У меня племянник часто в командировку в Сибирь ездит, закажу ему, он привезет.
— А волчья хуже?— спросил Витька.
— Волчья вообще не идет для
Дождик перестал, за окном прояснилось. Воздух стал чистый и синий. Только далеко на горизонте громоздились темные тучи. Кое-где в домах зажглись огни.
Все трое некоторое время смотрели в окно, слушали глухие звуки улицы. Просторно и грустно было за окном.
— Скоро зима,— вздохнула мать.
— Это уж как положено. У вас батареи не за... Хотя у вас же печное! Нет, у меня паровое. С пятнадцатого затопят. Ну, пошел. Пойду включу телевизор, постановку какую-нибудь посмотрю.
Дядя Володя надел у порога плащ, шляпу, взял портфель...
— Ну, до свиданья.
— До свиданья.
— Виктор, а кубинский марш не умеешь?
— Нет,— сказал Витька.
— Научись, сильная вещь. На вечера будут приглашать. Ну, до свиданья.
— До свиданья.
Дядя Володя вышел.
Через две минуты он шел под окнами по тротуару, осторожно обшагивая отставшие доски,— серьезный, сутуловатый, положительный.
Мать и Витька проводили его взглядами... И долго молчали.
— Так это что же,— не скрывая изумления заговорила мать,— он так и будет ходить теперь? Чего же ходить-то?
— Тоже ж... один кукует,— сказал Витька.— Вот и ходит. Гнать его в три шеи!
— А?
— Так и будет ходить. А чего ему?
Мать все никак не могла понять:
— Нет, так чего же тогда ходить? Нечего и ходить тогда.
Витька о чем-то вдруг задумался.
Дня через два они с Юркой решили одну хитроумную задачу. Волновались, спорили.
Тут же, в избе, у порожка, старик Наум налаживал улей.
— Если тут вот подпилить, он здесь наступит — она только вон где сработает. Она же не достанет его.— Так рассуждал умный Юрка.
— Почто не достанет?
— А рычаг-то вот где! Вот — нога наступила, а вот — рычаг, а вот аж где голова.
— Ну а как?
— Надо рычаг ближе... И под тротуаром маленько подрыть...
— Кого это там пилить-то собираетесь?— спросил старик.
— Кто собирается?— поспешно сказал Витька.— Никто не собирается.
— Пакостить чего-нибудь надумали?
— Одно на уме!— воскликнул Витька.
— Это у вас одно на уме: где бы напакостить.
— Дед,— вступил Юрка,— надо же сперва доказать, потом уж говорить. Чего же зря-то говорить?
— Да ну его,— прошептал Витька.— Я понял: надо доску короче выбрать. Эти, другие, все маленько с виду подпортить, а эту нарочно сверху подновить — чтоб он на нее и наступил. Понял? Он наступит... Понял?
— А вдруг другой кто-нибудь пойдет и наступит?
Витька об этом не подумал.
— А знаешь как? Как ему выходить, я выскочу и незаметно чурбак вытащу. А до этого чурбачок будет подпирать, чтоб никто не провалился, У нас там ходят-то — в день три человека. Я это все там сделаю.
И опять было воскресенье. Опять приходил дядя Володя. Приносил бутылку шампанского... Опять играли с Витькой в шахматы, опять говорили с матерью о сервантах, коврах и... алкоголиках. Долго, нудно...
А теперь дядя Володя стоял у порога и обстоятельно, нудно прощался.
— Ну, до свиданья.
— До свиданья, до свиданья,— говорила мать.
— Виктор, сейчас в моду входит летка-енка. Не умеешь?
— Не умею.
— Красивый танец.
— Все равно не умею.
— А вы, Агриппина Игнатьевна?.. Не умеете?
— Не умею.
— Вообще-то... это... я бы на вашем месте научился. Попробуйте.
— Кто, я, что ли?— удивилась мать.
— Да.
— Танцевать?.. Или на баяне?
— Нет, танцевать. Есть одно обстоятельство... Ну, ладно, потом. До свиданья.
— До свиданья.
— У меня тут родственники... У нас один диссертацию защищает... Ну, ладно, потом. До свиданья.
— До свиданья.
Дядя Володя вышел.
Мать не знала, сердиться ей или смеяться.
— Так и не отелился. Мычал, мычал — и никак. Вот же смешной человек!
— Сейчас он у нас... захохочет,— тихонько сказал Витька, глядя в окно.
В окне показался дядя Володя — серьезный, даже несколько важный...
Вдруг дядя Володя делает руками так, и его по шляпе хлопает доска...
— Хватит миндальничать!— сказал дядя Коля. Они разговаривали с матерью в большой комнате. А в маленькой горенке сидел грустный Витька и катал по столу бильярдный шар.— Дальше еще хуже будет. Испортим парня... Завтра поедет ко мне и поживет пока. До зимних каникул хотя бы. Не реви, не хуже делаю, не хуже. Наоборот, мои ребятишки ему там по школе помогут.
Мать Витькина плакала, вытирала слезы концом платка.
— Жалко, Коля... Сердце запеклось, ничего тебе и сказать-то путем не могу... Жалко.
— Да что, насовсем, что ли!— убеждал брат.— Да было бы хоть далеко!.. Двадцать верст — эка! Ну, приедешь когда, попроведуешь... До Нового года-то пускай поживет. Не даст он вам тут дело наладить, не даст. А наладить надо. И зря ты про мужика так думаешь, зря. Хороший мужик.
— Да больно уж он какой-то...
— Какой? А тебе что, красавца кудрявого...