Шрифт:
Несколько предварительных замечании о жанре повествования
Записки – распространенный жанр. Кто только не пишет записок!
Влюбленные пишут друг другу любовные записки. Потом они женятся, но записки продолжают писать. В этих записках уже почти ничего не остается любовного, кроме
Появляются дети, и лишь только их научат читать, сразу засыпают записками. «Разогрей суп и садись за уроки». «Купи хлеб и садись за уроки». «Отнеси белье в прачечную и садись за уроки».
Дети в школе, едва научатся писать, начинают обмениваться записками. «Дай списать арифметику». «Смоемся после урока?»
Пока они пишут эти записки в школе, их родители на службе не теряют времени зря. «Иван Иванович! Звонил Степан Степанович, нужно срочно зайти к Роману Романовичу».
На собраниях пишут записки в президиум.
В президиуме тоже не дремлют, а чтоб не дремать, обмениваются записками. «Я вчера на рыбалке во-о-о-от такого карпа поймал». Ниже рисуется карп – естественно, в уменьшенном размере.
На лекции пишут записки лектору, на докладе – докладчику, на поэтическом вечере – любимому поэту. «Как вы понимаете любовь?» «В чем цель жизни?»
Знакомому А. пишут записку с просьбой сделать что-то для знакомого Б. Если А. это сделать не в состоянии, он пишет записку знакомому В.
Знакомый В. пишет записку знакомому Г. Знакомый Г. – знакомому Д.
Университет издает «Ученые записки».
Учреждения пишут докладные записки вышестоящим инстанциям, объясняя, почему не сделано то, что следовало сделать, и сделано то, чего делать не следовало.
Вышестоящие инстанции, в свою очередь, пишут памятные записки, чтобы нижестоящие помнили, что делать, а чего не делать.
Нарушители трудовой дисциплины пишут объяснительные записки.
Между тем дети подрастают и начинают писать любовные записки, затем семейные, служебные записки, и все повторяется снова.
Некоторые записки пробиваются даже в художественную литературу. «Записки охотника», «Записки следователя», «Записки коммивояжера»… «Записки сумасшедшего». Что могут к ним добавить «Записки микрофонщика»? В океане записок им не повысить уровень воды.
И почему микрофонщика? Кто такой микрофонщик?
Микрофонщик – это человек с микрофоном. Другие говорят, а он держит микрофон. При этом его самого не должно быть видно. В противном случае сразу поднимается крик: «Микрофонщик в кадре! Убрать микрофонщика!»
Кто-нибудь из читателей этих записок тоже может крикнуть: «Убрать микрофонщика! Откуда он знает, что кто делал, что кто думал там, где его, микрофонщика, и близко не было?»
Микрофонщик все знает, такая у него профессия. Посмотрите любое кино: ни в одном из них вы не увидите микрофонщика, но он всюду есть, всюду присутствует. И как бы ни уединялись на экране влюбленные, чтобы сказать друг другу «люблю», – микрофонщик будет здесь, возле них, потому что иначе их «люблю» никто не услышит.
Вот почему в этих записках их автора не будет видно. Такая у него профессия: его не должно быть видно. Поэтому не нужно задаваться вопросами, кто он такой и как ему удалось узнать то, о чем он пишет в своих записках. Он микрофонщик. Просто микрофонщик. И записки его – просто «Записки микрофонщика».
Глава 1. КОМИССАР МЕГРЭ В АВТОБУСЕ ГОРОДА ПОДГОРСКА
Валентин Петрович Алмазов вышел из гостиницы «Крутая скала» провинциального городка Подгорска, очень внимательно огляделся вокруг, сел в автобус и поехал по кольцевому маршруту.
Гостиница «Крутая скала» принимала у себя одновременно две киногруппы. Киногруппу односерийного фильма «Конец Большого Змея» (условное название – «Предпоследний из могикан») – по сценарию Ф. Купера, не Фенимора, а Федора Ивановича, впрочем, использовавшего фениморовский материал, и киногруппу двухсерийной «Дюймовочки» – по хорошо известной сказке.
Приютивший обе киногруппы городок был оттиснут в глубь Крымского полуострова и купался только в пыли, загорая под испепеляющим солнцем. Часть суши, с трех сторон омываемая водой, омывалась так далеко, что из Подгорска до нее нужно было два часа трястись в автобусе.
С появлением съемочных групп на жителей городка повеяло одновременно запахом прерий и скандинавских лесов, в ресторане оркестр лихо отхватывал забытую ковбойскую песню «Хорошо в степи скакать», и давно зарубцевавшиеся желания снова напомнили о себе, как старые солдатские раны.
Городок преобразился. На его улицах появились красивые женщины. На углу, где прежде продавались семечки, теперь продавались цветы…
Между тем Алмазов, заместитель директора «Дюймовочки», ехал в автобусе местного назначения по кольцевому маршруту.
Если верить, что бывают люди с душой младенца и лицом преступника, то у заместителя директора «Дюймовочки» было как раз наоборот: душа преступника, а лицо младенца. Это было до такой степени лицо младенца, что в автобусе хотелось уступить ему место на скамейке для пассажиров с детьми, хотя по нему давно уже тосковала другая скамейка.
Длинный трудовой путь Алмазова умещался в короткой, но емкой формуле: от неумения работать – к умению не работать. Если первый этап этого пути сопровождали многословные объяснения с руководством – расспросы, консультации, оправдания, то на последнем этапе все разговоры с начальством сводились к одной короткой фразе: «Уже делается». Хотя обычно не делалось ничего.