Киным-кино
Шрифт:
Надо все же отдать справедливость исполнителю: с первого дня прибытия в Подгорск он начал терпеливо вживаться в образ. В интересах дела Кузьминич резко сократил количество писем на родину и зачастил в ресторан, чтобы, слушая песню о прериях, почувствовать себя настоящим индейцем. И уже мама Дюймовочки, уложив спать главную героиню, торопилась «в степи скакать, свежим воздухом дышать», прекрасно понимая, что «краше прерий места в мире не найти». Но, подчиняясь законам прерий, она, как представительница конкурирующей съемочной группы, развивала все же андерсеновский сюжет, а не сюжет Купера, пусть даже Фени-мора.
Кузьминич Андерсена не читал, поэтому он не давал сбить себя с толку. Он нисколько
А она, белая женщина в индейском плену, не стремилась к тому, чтоб ее выпустили из плена. Ведь эти индейцы такой народ: сначала захватят, а потом, чего доброго, выпустят… Но индеец смотрел на нее честными глазами своего племени, он смотрел так, словно впервые видел белую женщину, – и он сдавался ей в плен, и она чувствовала, что теряет свободу, потому что плен – это для обеих сторон, и каждая из них – победитель и побежденный…
Да, хорошо в степи скакать и хорошо посидеть в ресторане с любимой или просто приятной женщиной, но в конце концов наступает момент, когда не остается ничего, как только улыбнуться мудрой улыбкой.
Но улыбка не получается. Мудрая – не получается. Режиссер вспарывает взглядом пелену облаков и оттуда, прямо с небес, обрушивает взгляд на Большого Змея.
– Посмотрите на меня. Дышите глубже. Еще глубже. Руки в стороны. Медленно опустите вниз. Десять приседаний… Бег на месте… Прыжки на месте… Теперь сядьте. Дышите глубоко-глубоко. Размеренно. Посмотрите вверх. Дышите… Вы успокаиваетесь… Растворяетесь в окружающем… В бестелесности, прозрачности, голубизне… Вас уже нет, вас больше не существует… Вы – это небо и распростертая под небом земля, шепот трав, шорох листьев… Мерцание звезд… Вы – это Вселенная, и вас больше нет во Вселенной… Вы растворены во Вселенной… Растворены во Вселенной… И Вселенная растворена в вас… И вас больше нет во Вселенной… Во всей Вселенной – никогда и нигде… И везде… И всегда… Потому что вы – это Вселенная… Без конца и без времени… На веки веков… Теперь улыбнитесь. Глазами. Закройте рот. Одними глазами. Небесными звездами. Вселенная бесконечна. И все, что вы несете в себе, принадлежит бесконечности. Вы это понимаете. И относитесь к жизни с улыбкой. Не восторженной, не отчаянной, не безутешной и не бессмысленной, а с мудрой улыбкой… Глазами… Одними глазами… Мотор!!!
Глава 8. ПОТОМКИ КНЯЗЯ ПОТЕМКИНА
Столяры – декораторы «Дюймовочки» строили избушку на берегу пруда. Избушка предназначалась для Полевой Мыши Элеоноры, но самой Мыши пока еще не было, она жила на подмосковной даче, в избушке с газом и электричеством, словом, почище той, какую строили для нее здесь. Но по договору со студией она должна была вскоре приехать и пожить немножко в избушке над прудом, жертвуя личными удобствами во имя искусства.
Один из самых выдающихся декораторов прошлого князь Потемкин Таврический строил свои деревни в расчете на единственного зрителя, да и то не слишком внимательного к деревенским проблемам из-за множества неотложных императорских дел. Декораторы «Дюймовочки» строили свои деревни в расчете на миллионы зрителей. Положение их осложнялось еще и тем, что строили они не обычную потемкинскую деревню, а сказочную избушку, которая в жизни нигде не встречается. Вторая трудность – строительный лес. Его, как всегда, не хватало, хотя сплав его начался давно и теперь был в самом разгаре.
Иван Артурович сплавил лес строительной организации, которая бралась построить дворец Короля Эльфов, но не из материала заказчика, а из своего собственного материала. Своего же материала она не имела, и сначала пришлось сплавить ей лес, чтобы получить его потом в виде готовой продукции.
Иван Артурович не был плотогоном в рискованном и мужественном значении этого слова, он сплавлял лес не по реке, да и вообще в глаза не видел этого леса. Директор сплавлял лес при помощи накладных, квитанций и ведомостей, которые тоже имели немалую силу, хотя и не столь романтическую. Вместо багра плотогона он брал в руки перо, но орудовал им с не меньшей легкостью, чем багром плотогоны. И с такой же легкостью он обходил подводные рифы, расставленные на его пути контролирующими организациями, и так же бдительно смотрел вдаль, чтоб не расшибиться на каком-нибудь повороте.
Директор «Дюймовочки» сплавил лес строительной организации, но она, вместо положенного ей строительства, тоже занялась лесосплавом. Организация взяла в руки шариковые багры и протолкнула лес сквозь подводные рифы туда, где его уже ждала другая организация, тоже строительная и тоже готовая строить, только не из собственного материала, а из материала заказчика. Но заказчик уже не имел материала, его имела организация, но она не строила из собственного материала. Поэтому она стала поглядывать, куда бы сплавить полученный лес.
И тут на горизонте замаячил плотогон «Змея». Не то чтобы он нуждался в лесе, он нуждался в гвоздях, но лес сам плыл в руки, и он зацепил его багром, поставив в накладной необходимую закорючку.
Лес не может стоять, иначе произойдет затор. Понимая это, плотогон «Змея» не стал зевать и тут же сплавил лес Ивану Артуровичу.
Круг замкнулся. Вопреки всем законам лесосплава, сплавленный лес возвратился в свою отправную точку. Но это был не просто круговорот, наподобие круговорота воды в природе. В результате этого круговорота у «Змея» появилась гвозди, у «Дюймовочки» краски, у обеих строительных организаций тоже что-то появилось, не имеющее, впрочем, к лесу никакого отношения.
Такое и не снилось князю Потемкину. А если бы приснилось, он воспринял бы это, как дурной сон, вызванный тем, что съел пли выпил лишнего за ужином у императрицы.
Но в конце концов лес на избушку все же удалось наскрести, и вот она поднялась над прудом, который был уже совсем готов, только вода не залита, вследствие чего нерожденный пруд напоминал вымерший, тем самым заключая в себе некую мрачную и несправедливую философию, вместо воды, которую должен был в себе заключать.
Философия разлита в природе. Лес показывает, как нужно жить, поддерживая друг друга, прикрывая друг друга от ливней и бурь. Но он же показывает, как можно загореться ненужным и пагубным пламенем, загореться лишь потому, что горят другие, не задаваясь вопросом, к чему это приведет.
Но в кино это не опасно. Есть в кино удивительное, всесильное средство – обратная съемка. Все снимается нормально, но пленку пускают в обратном направлении, и на экране достигается прямо противоположный эффект. И то, что срублено, сожжено, снова оживет и поднимется, будто в сказке, потому что жизнь – это сказка, просто иногда она движется не в том направлении…
Глава 9. ИЗБУШКА ПРИНИМАЕТ ГОСТЕЙ
У популярного артиста кино жизнь, как мозаика, сложена из множества жизней. Из тех ролей, которые он в жизни сыграл. Своя собственная, единственная затерялась среди этих экранных, и потом уже не вспомнишь, прожил ли ты это на самом деле, или только сыграл. Так под старость и вовсе разучишься жить – той жизнью, которую не снимают на пленку.