Кинжал милосердия
Шрифт:
У Милы дрогнул голосок:
– Но я же это для нас, Паша. Мне хорошо платят! Между нами ничего не было, ничего! Они без секса… просто любят меня, мне их жалко. А то, что трогают… так пускай трогают, не убудет же от меня. Ну, что тут страшного?
Ее позиция не вмещалась в Пашино сознание. Он обхватил голову руками, иначе мозги на хрен вылетят, прошелся туда-сюда и взревел:
– Слушай, ты действительно не понимаешь? Нет, ты не дура! Ты супернабитая, безнадежная дура! Ты опасна! Потому что нет гарантии, что в твою безмозглую башку не придет еще какая-нибудь подлая идейка! Все, Мила,
Он развернулся и пошел к остановке. Мила бросилась за ним, встревожившись не на шутку.
– Паша, если тебе не нравится, я не буду ездить к ним. Паш, а ведь один дед обещал мне дом и все, что в доме, отписать… Это же для нас!
– Ко мне больше близко не подходи. Я все сказал, прощай.
– Паша, прости, я не знала… думала, ты современный…
– Ха! – только и выдохнул молодой человек.
Она схватила его за рукав куртки, Паша резко выдернул руку и в следующий миг влепил ей звонкую пощечину. И пошел дальше. А Мила осталась стоять, прижимая к груди розы и держась за щеку свободной рукой.
Ну и кто из них? Носов пока не мог ответить с уверенностью.
Следователь отпустил всех, кроме Паши, и наедине ему сказал:
– Буду ходатайствовать, чтоб тебя выпустили под подписку о невыезде.
– Значит, вы верите, что не я убил…
– Не знаю, кому верить. Тем не менее прямых доказательств нет, только косвенные.
– С косвенными эти трое, что сейчас ушли, достойны лечь на нары больше, чем я.
– Иди.
А ведь и правда нет доказательств. И улик, кроме кинжала, нет. На Милу наткнулись через полчаса подвыпившие люди, возвращавшиеся домой с песнями – праздник же.
Между прочим, убийство профессиональное.
Мотивы… Наиболее веский у Ирины. У Паши? Молодые люди сходятся и расходятся, трагедии таковыми не считают и быстро забывают. Короче, мелковато. У двух дедушек? Маразматическая страсть, ревность? А силенок у них хватит на столь мощные чувства и на удар стилетом?
Где еще покопаться? В прошлом, конечно. Профессионально, одним ударом и наповал, убить сложно. Потому и случается, что, не убив с первой попытки, преступник наносит второй удар и третий, а дальше входит в штопор и наносит бессмысленное количество ударов.
Завертелась машина, службы копались в прошлом стариков и Ирины Ионовны, а там – сплошной ажур. Оба деда служили в армии когда-то, в те годы с этим было строго, Седов – на флоте, Муравин – в пехоте. Значит, холодное оружие в руках держали хотя бы во время тренировок по рукопашному бою. Ну и что? Ирина Ионовна по образованию кондитер, следовательно, кинжалы видела только в кино. Но у нее самый весомый мотив – как же это сбросить со счетов?
Не остановившись ни на одной кандидатуре, Носов решил еще раз встретиться с фигурантами – на их территории. Ничего не может быть проще: сел в «девятку» и поехал. В район въехал с той стороны, где первым на пути стоял дом Седова.
Идя по ухоженному дворику, Носов впервые обратил внимание: весна-то пришла, черт возьми! Солнце слепящее, небо синее, воздух вобрал массу ароматов, которые зима не дарит. А почки на ветках? Их уже распирало, некоторые наклюнулись. Будут еще холода,
– Вы ко мне? – спросил неизвестно откуда взявшийся Седов.
– К вам, – улыбнулся Носов. – А потом зайду к Леониду Семеновичу.
– Прошу в дом, – пригласил Седов. – Выпьете что-нибудь?
– Нет-нет, спасибо, – разглядывая гостиную, отказался Носов, – я за рулем. У вас такой потрясающий дом… просто мечта. А одному на таком пространстве комфортно?
– У человека должно быть много пространства вокруг, в тесном он хиреет, чахнет. Хотите посмотреть весь дом?
– Не откажусь. При обыске я по большей части в гостиной торчал. Хотелось бы посмотреть, где творят скульпторы…
Показ Седов начал с третьего этажа, то есть с мансарды.
– Это мастерская, но здесь я только делаю эскизы на бумаге… Это просто холл, здесь играют на бильярде, зона отдыха… Прошу вас вниз. Это кабинет…
Собственно, кабинет больше походил на библиотеку – стены заставлены шкафами с книгами, посередине письменный стол, кресла. Носов обошел помещение по периметру – с детства он питал страсть к чтению, только читать было, в общем-то, некогда.
– М-м-м… – в знак восхищения качал он головой. – Сколько книг! И старинные есть?
– С ятями? Конечно. И редкие экземпляры, но мало.
– А тут что, все по анатомии?!
– Ну, не все. Половина шкафа по анатомии.
– А зачем? Вы же не медик…
– Скульптору анатомия необходима, нужно знать и пропорции, и расположение мышц, и скелет. Художники Ренессанса выкупали трупы у палачей и препарировали их с целью познания устройства человека. Притом рисковали жизнью, ведь их непременно казнили бы за такое. Идемте дальше.
Седов много рассказывал, собеседником он оказался весьма занимательным. А Носов постоянно извинялся, так как порой скульптор обращался к нему с вопросом и вдруг обнаруживал, что гость не слушал его. Владислав Иванович посматривал на Носова как на больного, вот-вот готов был дать совет, мол, вам срочно надо к врачу. Добрались до мастерской в пристройке, где воображение поражало количество и разнообразие скульптур – от маленьких статуэток до колоссов.
– Я попал в музей, – развел руками Носов. – Неужели это все ваши работы?
– Да, все мои. – Заложив руки в карманы брюк, Седов вместе с гостем обходил мастерскую. Как будто давно не видел свои творения, а теперь они вернулись из его прошлого, и создатель по-новому взглянул на них. – Вот копия бюста римского патриция. Я сделал ее, будучи студентом. А это неудачная работа – требовалось показать женщину-трудягу, у меня получился гермафродит. А это я так… для себя высек из цельного куска мрамора…
Скульптор поискал глазами гостя. Тот снова его не слушал, а стоял в центре мастерской у неоконченной скульптуры обнаженной женщины. Она была вылеплена из глины и еще не высохла, да и недоделок даже несведущий глаз Носова нашел массу. Но скульптура была прекрасна. Женщина, запрокинув руки, поправляла волосы, присев на обрубок колонны. Сидит высоко, ноги ее свешены и скрещены, такое ощущение, будто она только что искупалась и готова… ожить. Главное, скульптура небольшая – сантиметров семьдесят в высоту, – а впечатление производит.