Кио ку мицу !
Шрифт:
– Мы идем по императорскому пути... Япония, как прекрасная гора Фудзи, поднимается в предутреннем тумане высоко в небо и показывает свое великолепие миру... Мы - Страна восходящего солнца...
Зорге подумал: самое страшное - это убийцы-лирики, сентиментальные садисты-романтики, пытающиеся прикрыть свои преступления красивыми фразами, поэтическими ассоциациями.
Амая, в комендатуре которого был самый страшный застенок, сейчас убеждал журналистов не писать о зверствах в Нанкине. Он защищал командующего войсками принца Асака, говорил, что принц огорчен недружелюбными слухами, которые проникают в печать. Ведь командующий прекрасный человек
Агнесс скептически слушала генерала Амая и, едва сдерживаясь, спросила:
– Но чем же вы объясняете, господин генерал, массовые убийства, которые происходят в городе?
Амая заулыбался, еще шире обнажив неровные зубы, шумно втянул в себя воздух:
– Госпожа должна понять, что война разворачивается не всегда так, как нам хочется... Конечно, есть случаи нарушения дисциплины со стороны отдельных солдат, но мы решительно расследуем каждый подобный случай... Нельзя также забывать об умышленных и преступных действиях переодетых коммунистических бандитов, которые совершают в городе преступления. Мы не всегда можем отличить террористов, сеющих анархию, от мирных жителей. Конечно, могут быть ошибки, но представителям печати, как я думаю, надо видеть главное...
Генерал Амая опять заговорил о высокой миссии народа Ямато, о горе Фудзи, о божественных предначертаниях, которые принесут благоденствие азиатским народам...
– Поедемте ко мне. Сегодня я вас никуда не отпущу, - решительно и безапелляционно сказала Смедли, выходя из комендатуры.
Она села за руль, включила мотор, и машина плавно тронулась с места.
– Агнесс, вы хорошо водите машину, - засмеялся Рихард.
– А помните, в Шанхае...
– Ну, неправда, Ики! Я и тогда водила прилично... Но чему я действительно научилась за эти годы - понимать события... Это куда важнее.
Агнесс тоже жила в посольстве - в американском, куда переселилась из отеля, когда в город вступили японцы. Всем американцам предложили укрыться в посольстве.
– Если бы не военные события, не жить бы мне под американским флагом, - иронически улыбнулась Агнесс.
– У меня до сих пор нелады с официальными властями.
Смедли рассказала, что в Нанкине оказалась случайно: поехала на несколько дней в Ухань, а в это время в Шанхае начались бои. Целый месяц живет в Нанкине.
– Но видела я столько, что хватит на всю жизнь... Кое-что я покажу вам. Вы когда уезжаете?
– Вероятно, послезавтра.
– Так быстро... Впрочем, не надо гневить судьбу, уже хорошо, что мы встретились. Правда, Ики?
– Она положила руку на его плечо.
Агнесс Смедли жила в трехэтажном флигеле, в маленькой комнатке, единственное окно которой выходило в посольский сад.
– Угощать мне вас нечем, - призналась Агнесс, когда они вошли. Мы посидим здесь, а потом пойдем в бар. Это в главном корпусе. Американцы не могут прожить без бара, даже когда война. Его открыли в тот день, когда в посольстве укрылась вся колония. Теперь многие возвращаются обратно.
– Подождите, Агнесс, но расскажите сначала, как живете вы сами, именно вы, Агнесс Смедли.
– Я?.. Все так же.
– Она пожала плечами и грустно, как показалось Рихарду, улыбнулась.
– Скитаюсь, ищу пристанища на этой планете.
– И не находите?
– Нет, уже поздно, Ики... Тихие гавани не для меня... Я по-прежнему влюблена в Россию. И в Ухань ездила, чтобы повстречать русских летчиков, но меня к ним не допустили. Военная тайна! Которую, впрочем, все знают...
– Даже
– Я летел сюда с одним японским полковником, он, кажется, протер сиденье до самых пружин, пока озирался, боясь, что его обстреляют советские летчики...
– Без русских китайцам было бы очень трудно. Они, как титаны, подпирают плечами китайское небо, прикрывают землю от японских бомб.
Рихард невольно рассмеялся:
– Узнаю вас, Агнесс, вы, как прежде, не можете говорить без образов.
– Что поделаешь... Я уверена: мыслить образами - яснее и конкретнее, понятнее другим. Но послушайте же, что я хочу сказать: без русских, я думаю, давно бы все это было кончено. В гоминдановской армии почти нет ни самолетов, ни летчиков. Китайцы вечно должны быть благодарны Советской России, которая прислала своих парней защищать китайское небо. Мне удалось их видеть. Они хоронили своего товарища, несли на плечах красный гроб и опустили его в могилу. Если бы вы видели их лица, Ики! Суровые, застывшие, словно высеченные из гранита... Я увидела скифов, древних ацтеков, презирающих смерть. А в глазах такая упорная решимость. Летчик погиб на третий день после того, как прилетел из России, погиб в первом бою и теперь лежит в китайской земле. А другие, которые похоронили его, продолжают сражаться. Вы помните, Ики, чудесную легенду о валькириях, о женщинах-духах, витающих над полем боя, чтобы сохранить память о погибших героях и унести их в Валгаллу славы? Помните?.. Когда я умру, где бы это ни было, я завещаю похоронить меня на китайской земле, а на могильной плите чтобы было написано только одно слово: "Помните!"
– Но зачем такие грустные мысли, Агнесс! Нам еще рано думать о смерти, мы еще так мало сделали.
Рихард заговорил о Пекине, о храме Неба и акустическом куполе, где земные императоры разговаривают с богами.
– Я сама пыталась разговаривать с богом, - засмеялась Агнесс. Стала в центре круга, и голос мой загрохотал, неслышный для окружающих. Мне напомнило это раннее детство в Штатах. Вы грызли когда-нибудь сухари? Для нас это было лакомством. Когда грызешь сухарь, ничего не слышишь, только грохот в ушах. Чудо акустики напомнило мне сухари... Однако, - перебила себя Агнесс, - мы собирались пойти в бар. Идемте?
Они спустились вниз, прошли в главное здание посольства, остановились у входа в небольшой зал, заставленный столиками. В глубине, через всю стену, тянулась стойка, блистающая никелем. Бармен сбивал коктейль. Посетителей было немного.
– Идемте, я познакомлю вас с Стилуэллом, - шепотом сказала Агнесс.
– Любопытный человек: демократ-колонизатор, но ведет себя, как кот, идущий сам по себе... Вон он сидит за столиком. Его прозвали Джо Уксус...
Зорге проследил за взглядом Агнесс. В углу за стаканом виски сидел американский полковник - худощавый старик с запавшими щеками и кислым выражением лица.
Агнесс подошла, Стилуэлл поднялся и предложил стулья. За столом долго вели отвлеченную беседу, пока не перешли к теме, интересовавшей Рихарда много больше, чем рассуждения военного атташе по поводу достоинств виски "Белая лошадь". Стилуэлл бросил фразу, которая заинтересовала Зорге.
– Войну эту пора кончать, - брезгливо цедил полковник.
– Японцы должны понять, что не только они одни имеют интересы в Китае. Им надо гарантировать сырье, рынки, а дальше - политика открытых дверей. Никто не станет поддерживать их односторонней экспансии... Японцы завязнут в Китае, и от этого выиграют только русские...