Киппс
Шрифт:
— Надеюсь, вы любите анаграммы, мистер Киппс… трудная игра… но надо же как-то объединять людей… это по крайней мере лучше, чем трик-трак. Вы согласны, мистер Киппс?
За растворенной дверью порхнула Энн. Взгляды их встретились, и в ее глазах Киппс прочел недоумение и вопрос. Что-то сместилось в мире — и они оба запутались…
Надо было тогда в Нью-Ромней сказать ей, что он помолвлен. Надо было все ей объяснить. Может, еще и сейчас удастся ей намекнуть.
— Вы согласны со мной, мистер Киппс?
— Оно, конечно, — в третий раз ответил Киппс.
Какая-то дама с усталой улыбкой, на платье которой красовался
— А вы что такое? — вдруг остановила его высокая, на редкость самоуверенная девица и стала разглядывать надпись на его лацкане — «Ксивп».
— Понятия не имею, что это такое, — сказала она. — А я — Сэр Нессе. Ужасное мучение эти анаграммы, правда?
Киппс что-то промычал в ответ, и вдруг эту девицу окружила стайка шумливых подружек, они принялись отгадывать все вместе и преградили Киппсу путь к двери. Самоуверенная девица больше не обращала на Киппса внимания. Его прижали к какому-то столику, и он стал невольно прислушиваться к разговору миссис «Жадобар» с маленькой леди в огромной шляпе.
— Она уволила обеих своих красоток, — сказала леди в огромной шляпе. — И давно пора. Но эта ее новая горничная тоже не находка. Смазливенькая, правда, но для горничной это вовсе не обязательно, скорее напротив. Да и навряд ли она справится со своей работой. Слишком уж у нее удивленное лицо.
— Кто знает, — сказала леди под названием «Жадобар», — кто знает. Моих негодниц ничем не удивишь, а вы думаете, они дело делают? Ничуть не бывало.
Нет, он всей душой против этих людей, всей душой на стороне Энн!
Киппс оценивающим взглядом уставился сзади на огромную шляпу — отвратительная, безобразная шляпа! Она судорожно подскакивала и подавалась вперед всякий раз, как ее хозяйка словно откусывала короткую бездушную фразу, и при этом султан из перьев цапли, украшавший шляпу, тоже судорожно вздрагивал.
— Ни одной не отгадала! — вдруг весело завизжали подружки самоуверенной высокой девицы.
Того гляди, они и про него это завизжат! Он ведь так и не понял ничего в этих анаграммах, только вот надпись на его листочке, наверное, означает «Квипс». Ох, как они все стрекочут! Прямо как на летней распродаже! С такими всегда хлопот не оберешься, из-за них и уволить могут! И вдруг тлевший в душе Киппса мятежный огонь вновь запылал. Все они тут дрянь, и анаграммы — чепуха и дрянь, и сам он, Киппс, дрянь и дурак, что пришел. Вон Элен все смеется с помощником приходского священника. Хорошо бы она вышла замуж за этого священника и оставила его, Киппса, в покое! Уж тогда бы он знал, что делать. Он ненавидел всю эту компанию, всех вместе и каждого в отдельности. И чего они стараются втянуть и его в свою дурацкую игру? Все вокруг вдруг стало казаться ему на редкость уродливым. В шляпу высокой девицы воткнуты две огромные булавки, из-под полей висят волосы, завитые в штопор, и выбился кончик тесемки. Б-рр, противно смотреть! Миссис «Жадобар» затянута чем-то вроде кружевного корсета, а еще какая-то леди вся сверкает бусами, драгоценностями и прочими украшениями, так что в глазах рябит. Все они костлявые, угловатые, и никакими лентами
«А может, „Ксивп“ — это на самом деле и не „Квипс“, а что-нибудь еще?» — ни с того ни с сего проплыла в мозгу случайная мысль.
И внезапно созрело твердое и бесповоротное решение. Хватит, надо со всем этим кончать!
— Виноват, — сказал он и, словно пловец в водовороте, с трудом стал пробираться к дверям через веселую, оживленную толпу.
Хватит, надо с этим кончать.
Его прибило к Элен.
— Я ухожу, — сказал он, но она лишь скользнула по нему взглядом. Верно, не слыхала.
— И все-таки, мистер Килькингшпрот, вы не можете не признать, что и для ортодоксальности есть предел, — говорила она.
Киппс очутился в завешенном портьерой проходе, навстречу шла Энн с подносом, уставленным маленькими сахарницами.
Ему захотелось сказать ей хоть что-то.
— Ну и народец! — сказал он и прибавил таинственно: — Я помолвлен вон с той. — Он ткнул пальцем в ту сторону, где колыхалась новая шляпка Элен, и почувствовал, что наступил на юбку.
Глаза у Энн стали растерянные, она посмотрела и прошла мимо, подгоняемая неодолимой силой.
Почему они не могут поговорить друг с другом?
Он очутился в какой-то маленькой комнатке, а потом — в холле, у лестницы. Тут послышался шелест платья — его настигла какая-то особа, должно быть, хозяйка дома.
— Надеюсь, вы еще не уходите, мистер Киппс? — сказала она.
— Мне нужно, — ответил он. — Надо.
— Но помилуйте, мистер Киппс!
— Мне нужно, — сказал он. — Я что-то захворал.
— Но ведь еще и разгадывать не начинали! И чаю вы не пили!
Откуда-то возникла Энн и остановилась у него за спиной.
— Мне надо идти, — сказал Киппс.
Если он тут начнет с ней препираться, Элен, пожалуй, хватится его.
— Что ж, конечно, раз вам непременно нужно…
— Я тут забыл про одно дело, — сказал Киппс, начиная сожалеть о содеянном. — Мне правда нужно.
Миссис Боттинг с видом оскорбленного достоинства отступила, а Энн, вся красная, но как будто совсем спокойная (бог весть, что скрывалось под этим спокойствием!), пошла отворять дверь.
— Мне очень неприятно, — сказал Киппс. — Очень неприятно, — повторил он то ли ей, то ли хозяйке дома, и все та же могучая сила общественных условностей пронесла его мимо, точно бурный поток утопающего, и выбросила на Аппер-Сандгейт-роуд. На крыльце он обернулся было, но дверь со стуком захлопнулась…
Терзаемый стыдом, растерянный, шел он по набережной, и перед глазами его стояло огорченное и удивленное лицо миссис Боттинг…
Прохожие оглядывались на него, и по этим взглядам, несмотря на захлестнувшую его сумятицу мыслей и чувств, он наконец сообразил: что-то неладно.
Оказалось, к лацкану его сюртука все еще приколот листок с буквами «Ксивп».
— Тьфу, пропасть! — И Киппс с яростью сорвал эту гадость. Миг — и клочки этикетки, выполнившей свое предназначение, разлетелись по набережной, подхваченные ветром.