Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.15

Булычев Кир

Но тут он вскрикнул, подскочил на троне, скатился по ступенькам вниз и сел на ковер.

— Что? Что случилось? — Алиса подбежала к нему.

— Дергается! Током бьет! — сказал Пашка. — Даже трон у них не настоящий.

— Я думаю, что за нами наблюдают, — сказала Алиса. — Наблюдают и посмеиваются. Пустили детей в тронный зал! Посмотрим, настоящие ли это противники или просто детский сад, который вышел сюда порезвиться?

— А что я такого сделал? — обиделся Пашка. — Я пошутил.

Каждый может пошутить.

В тишине послышался тихий смех. Совсем рядом.

Он доносился откуда-то из-за трона.

Алиса быстро пошла туда, откинула тяжелую махровую портьеру и увидела за ней небольшую приотворенную дверцу.

— Пашка, смотри.

Пашка уже был рядом.

— Он туда спрятался?

— Может, это ловушка?

— Какая еще ловушка? Мы с тобой где? Разве не в ловушке?

— В ловушке.

— А из ловушки в ловушку можно ходить без пропуска.

С этими мудрыми словами Пашка первым ступил в тускло освещенный проход за тронным залом.

Это был узкий, чистый, безликий коридорчик, в который выходило несколько дверей.

За первой был какой-то склад, там грудами лежали вывески и плакаты: «Вход воспрещен», «В труде высшее счастье», снова «Вход воспрещен», «Норму выполнил дотла — будет свежей голова», «Сегодня недоел, завтра остался запас», снова «Вход воспрещен» и просто «НЕЛЬЗЯ!».

Они прошли ко второй двери. Она была закрыта на засов. Пашка хотел откинуть засов, но Алиса сказала:

— Если он спрятался, то не сюда.

— Разумно, — согласился Пашка.

В третьей комнате стояло несколько вырубленных из камня ящиков. Все они были наполнены драгоценными камнями. В одном — груды рубинов, в следующем — алмазы, затем ящик с изумрудами. Все камни были огранены и сверкали в полутьме, но оттого, что их было слишком много, они не казались драгоценными камнями, а выглядели как кучи стекляшек. Ведь драгоценный камень, чтобы быть драгоценным, должен быть одиноким.

Они повернули за угол. Коридор кончался небольшой лестницей и перилами. Двенадцать ступенек. Они поднялись на площадку, куда выходила дверь, обитая кожей. Обыкновенная дверь, какие бывают в старых домах.

На двери был прикреплен почтовый ящик. На стене рядом с дверью — кнопка звонка.

Пашка толкнул дверь — она была заперта. Тогда Алиса нажала на кнопку звонка. Внутри отозвалось мирно: дзинь-дзинь.

— Иду, иду, — послышался за дверью голос.

Дверь приоткрылась на цепочку, и в щели блеснули очки.

— Вам кого? — спросили изнутри.

Это было как во сне. Только что ты прошел мимо чудовищ, стоял в тронном зале, видел ящики с изумрудами — и вдруг как пробуждение, а может, провал в другой сон — мирный голос за

обыкновенной дверью.

Алиса не нашлась, что сказать, ведь не Кощея же спрашивать. Но Пашка вдруг сообразил.

— Простите, — спросил он, — Гарольд Иванович здесь живет?

— Гарольд Иванович? А кто вас к нему послал?

— У нас письмо к нему от брата, Семена Ивановича.

— Не может быть! Сейчас отворю.

Звякнула цепочка, дверь растворилась. На пороге стоял невысокого роста худенький пожилой человек, в очках, одна дужка которых была сломана и подвязана веревочкой. Он был в синем халате и шлепанцах на босу ногу.

— Заходите, пожалуйста, умоляю вас, здесь опасно стоять снаружи. Проходите внутрь, проходите.

Алиса и Пашка прошли узким темным коридором, где стояло длинное, в рост человека, зеркало и на пустой вешалке висела шляпа, в небольшой кабинет. Стены кабинета были уставлены стеллажами с книгами, там стоял письменный стол, на котором лежали бумаги и тетради, и горела лампа под зеленым абажуром. Перед столом стояли два черных кожаных кресла.

Алиса посмотрела на Пашку, Пашка на Алису.

— Давайте знакомиться, молодые люди, — сказал хозяин квартиры. — Меня, как вы изволили проницательно догадаться, зовут Гарольдом Ивановичем.

— Я — Алиса Селезнева.

— А я — Павел Гераскин.

— Чудесно, чудесно. — Гарольд Иванович пожал гостям руки. — Уж я не чаял дождаться вестей из дома. А как же вам удалось меня отыскать?

— По фотографии, — сказал Пашка и протянул Гарольду Ивановичу его портрет, который вызывал такой ужас у обитателей подземелий.

Гарольд Иванович взял фотографию и принялся ее рассматривать.

— Как я изменился! — сказал он. — Даже не нужно смотреть в зеркало, чтобы понять, как промелькнувшие годы избороздили мое чело морщинами. О годы, годы!

С этими словами Гарольд Иванович прошел за стол, сел и поднес фотографию к глазам.

— У меня еще письмо к вам есть, — сказал Пашка и протянул Гарольду Ивановичу конверт.

— От брата? От Сени? Как я вам благодарен, мои юные друзья! Да вы садитесь, садитесь, отдыхайте, в ногах правды нет, как говорил Цицерон.

Гости послушались. Но как только Алиса опустилась в кресло, она от удивления подскочила — кресло лишь казалось кожаным и мягким. В самом деле оно было искусно вытесано из черного мрамора. Только ударившись об него, можно было понять, что кресло — обман.

Пашка вскочил, потирая ушибленный локоть.

— Это как понимать? — воскликнул он. — Зачем вы обманываете людей?

— В чем дело? — Гарольд Иванович поднял голову и удивленно уставился на Пашку сквозь очки.