Кирилл Обломов и его невероятные миры
Шрифт:
– Кто это?- сурово глянул на неё мужчина.
– Это?- Альмигора внимательно смотрит в глаза девочки.- Она ведьма,- и, после
небольшой паузы добавляет,- будущая ведьма.
– Тогда всё понятно,- хохотнул Феофан Смелый,- наверное, внучка её.
– Ничего не внучка! Просто, нельзя так со старыми … э-э-э,- Кате не нашла какое
подобрать слово.
Альмигора мягко улыбается:- Совсем как моя доченька, такая же беспринципная и
горячая. Ты, девочка, должна понять, Болотная-Яга –
не лицом, а своими помыслами, даже Водной перестал приходить к ней в гости, она мавок
обижает, дочку свою Бабу-Ягу едва не утопила.
– Да, чуть не утопила! А почему она ко мне почти сто лет не приходила?- внезапно
раздаётся шамкающий голос.
– С цепи сорвалась!- Феофан Смелый метнулся в избу за мечом.
– Давно меня не жалели, вот и я никого не жалела, а сейчас в моей душе словно фиалки
распускаются.
Я не сразу рассмотрел её. Действительно, практически ничего человеческого от неё
не осталось: голова в редких седых волосах, глаза глубоко в черепе и из чёрных прорезей
вырывается красный огонь, тело – нечто бесформенное, прикрытое рваным тряпьём, а на
кривых ногах лапы как у гусыни. Она небрежно взмахивает рукой, в топях что-то
забулькало, а на поверхность всплывают утопленники, смотрят мутными глазами, скрипят
зубами и со злобой машут распухшими кулаками.
– Ты бы убрала свою свиту,- обращаюсь я к Болотной-Яге.
– Давненько тебя здесь не было,- обжигает она взглядом,- почти не изменился, а ведь это
по твоей милости я здесь «корни пустила», в жабу превращаюсь.
– Это не я был, - теряюсь под её пронизывающим взглядом,- а впрочем, что мешало вам
остаться человеком?
– В этих топях? Да здесь одни лягушки, пиявки и кикиморы … фу, какая гадость! А мне
летать охота, а ступа моя давно прохудилась.
– Ступу мы починим, метлу поправим, крышу на избе перекроим,- неожиданно мне
становится стыдно за своего предка. Действительно, зачем он её сюда упрятал?
– А-а-а!- из избы, с мечом в руках, с перекошенным лицом, вылетает Феофан Смелый, но
один из утопленников бросает ему под ноги бревно и мужчина бьётся головой о землю и
теряет сознание.
– Прикажи своей свите не буйствовать,- пугаюсь я.
– Так, не мы буйствуем,- у Болотной-Яги вырывается злой смешок,- это он сам такой.
Альмигора с поспешностью подбегает к мужу и успевает оттащить его до того как
утопленники попытались его схватить.
– Кирюха, сзади!- выкрикивает Хрюх.
С нечленораздельным мычанием к нам подбираются распухшие утопленники.
Жутко становится, а глаза словно вспотели, запрыгиваем на лист и тот, неожиданно
приподнимается над трясиной.
– Спас-сибо!- заикаясь, говорю я дереву.
Из
как струны арфы под умелой рукой:- Это вам спасибо, вырастили, вкусно накормили,
проси что угодно,- неожиданно говорит дерево.
– Их надо спасти,- указал я на Альмигору и Феофана Смелого и тут же из гущи
изумрудной листвы сползает гибкий зелёный ус, с лёгкостью отшвыривает утопленников, обхватывает Альмигору и, вздумавшего размахивать мечом Феофана Смелого, аккуратно
спускает их на лист.
– Чудеса, да и только, разумное дерево!- качнувшись на мягкой поверхности, произносит
Феофан.
– Что ещё хочешь?- звучит удивительный голос.
– А можно мне,- я тушуюсь под пристальным взглядом блестящих как роса глаз и
замолкаю.
– Ты хочешь поколдовать?- догадывается дерево.
– Да,- испытывая смущение, говорю я,- но ведь для тебя волшебство – пища.
– Это так … но что не сделаешь для друга … колдуй,- шумят ветви.
– Ты что придумал?- наклоняется ко мне Катя.
– Сейчас увидишь,- загадочно улыбаюсь я.- Придётся Водяного слегка потеснить.
– Что ты задумал, безобразник!- восклицает Болотная-Яга, что-то начинает бормотать, злобно завыли утопленники, но с довольным урчанием чавкнуло волшебное дерево,
поглотив её колдовство, а дремучая старуха без сил валится на землю.
– Она сейчас умрёт!- пугается Катя.
– Не умрёт,- улыбаюсь я.
Воспоминания накрывают меня словно лавиной, я вижу мир глазами моего предка,
мир давний, это далёкое прошлое, пятьсот лет тому назад.
– Где ты его нашёл?- статная интересная женщина держит в руках детёныша горностая.
Мужчина скользнул ладонью по окладистой бороде, улыбается в густые брови:- Из гнезда
выпал, хорошо куница его не заметила, Чечилии подари. Кстати, где она?
– В город подалась, художник к ней один не равнодушен.
– Быстро дочь взрослеет,- несколько неодобрительно говорит мужчина.
– Так вроде, нет у них ничего друг с другом, на холсте её ваяет.
– Знаю я этих художников,- мрачнеет мужчина,- за душой ни гроша и все гении.
– Этот состоятельный. Как же его звать? А, вспомнила, Леонардо!
– Замри!- шепчу я.- Останьтесь такими!
Картинка из далёкого прошлого, плавно колыхнулась, словно скат, стряхивая с
широких плавников осевший песок и, плавно перетекает в наше время. Вздрогнули ветхие
постройки, обозначился контур добротного дома украшенного резьбой, болото отступает, на плодородной земле вырастает сочная трава и ухоженные деревья, загоготали гуси, замычал бычок, чудно запели соловушки, раздаётся смех идущих с покоса девушек,