Кирза
Шрифт:
И тут только замечаем, что койка Нади пуста.
— Все. Пиздец… — негромко говорит Колбасов. — Теперь всем пиздец…
Проводят прекличку.
Нет Надеждина у нас и двух бойцов у «мандавох».
— Да был он после отбоя… — Колбаса растерянно смотрит на дежурного по части.
— Воронцова вызывайте. И старшину роты связи.
Дневальный отзванивается в военгородок. Колбаса берет у него трубку и что-то говорит. Взводный орет так, что Колбаса отдергивает голову от трубки. Слов не разобрать, но рычание слышится
Поворачиваюсь к Кувшину:
— Слышь, если ты в курсе — говори прямо. Знаешь, куда Надя подорвался?
Кувшин мотает головой.
— Ты мне не пизди, воин! — замахивается на него Кица но осекается под взглядом Прокофьева.
Дежурный подходит к нашему строю и с минуту разглядывает всех.
— Доигрались? — неожиданно визгливым голосом произносит он и оборачивается на дежурного по роте: — Дневальных сюда!
Подбегают оба дневальных, из молодых.
Ничего не видели и не слышали. Казарму никто не покидал.
— Суки, бля! — расхаживает дежурный по казарме. — Ебаные суки! Именно в мое дежурство…
На удивление знакомая фраза… Точно так причитал весной помдеж, когда из окна выкинули казарменную «крысу» Чернику.
Колбаса о чем-то переговаривается с дежурным по роте.
Стоим минут двадцать. Разглядываем стенд с инструкциями и узоры линолиума под ногами Все, о чем думаю — будет ли пиздец лично мне и не сильно ли я чморил Надю. Вспоминаю недавний с ним разговор в сортире. Особо плохого, вроде, ему не делал. В том, что Надя сдаст всех, кто над ним издевался — не сомневаюсь.
Больше всех нервничают осенники. Из наших — Кица и Гитлер.
Вася Свищ стоит с непроницаемым лицом, разглядывая потолок.
— Ты подковки-то доделал? — спрашиваю его, пытаюсь отвлечься от неприятных мыслей.
Вася поворачивает голову и мрачно усмехается.
— Ось будут тоби пидковкы… Нэ потрибно було бийцив чипаты…
Вот и отвлекся…
— Вася, причем тут я? Хуль ты пиздишь… Бендеровец, бля… Я его вообще не трогал…
Гитлер, стоящий позади меня, тут же вскипает:
— А ты теперь самый чистый, типа того? Типа, не при делах? А кто его на «рукоходе» отпиздел, а?
— Да уж чья б мычала, Гитлер… Он как ноги свои покажет — тут тебе и пизда.
— Последний раз кажу — я не Гитлер тебе!
Встревает Колбаса:
— Э, тихо там!
Гитлер что-то еще бормочет под нос, но затихает.
Теперь я уверен и в том, что и наш призыв закладывать друг друга будет по-полной.
Все же удачно тогда я поговорил с Надей. Может, и не сдаст меня. Хотя — сдаст, конечно же. Бля, если дойдет до следствия и «дизеля»…
Сейчас бы поссать и покурить. Обдумать все. На «дизель» из-за чмо… Хоть самому сваливай.
— Вася, ты куда патрон тот дел? — шепотом спрашиваю Свища.
Ефрейтор молчит.
— Слышь,
Строй оживляется. Появился шанс «перевести стрелку» на самого бойца. Хищение боеприпасов — тут ему самому отмазываться придется. Нас взъебут за «неуставняк» и что не доложили — но основное на Надю ляжет.
Судьба такая у него. Лучше бы он повесился, что ли…
Свищ стоит каменной глыбой и даже ухом не ведет. Его призыв лишь матерится вполголоса. Но если Вася уперся — не сдвинуть.
Приходит злой и невыспавшийся ротный связистов Парахин. Сразу за ним — наш Воронцов.
Ворон тяжело дышит, супит косматые брови и нехорошо скалится.
— Ну вот вам всем и пиздец. Домой — года через два. А то и три, — сипло говорит взводный.
Взгляд его останавливается на непроспавшемся еще Уколе.
— Та-ак, бля…
Дальнейшее происходит быстро.
Укола до утра запирают в оружейке.
Ротный «мандавох» быстро раскалывает дневальных — те сообщают, что Надя и другие два бойца вышли из казармы в три часа. Сейчас десять минут пятого. Далеко не ушли, значит.
Находятся дружки сбежавших мандавох. Вместе с Кувшином их ведут в канцелярию. Там с ними уединяются офицеры и наш взводный. Одного из бойцов направляют на беседу с сержантами. Из ленинской комнаты, где проходит беседа, слышны звуки падающей мебели.
Поступает информация — бойцы двинули на подсобку, к землякам-свинарям. Там планируют переодеться в «гражданку» и утром, в обход части, пробираться в Токсово, на электричку до Питера.
— Долбоебы… — удрученно говорит наш Ворон. — Возьмете — не пиздить. Ко мне сюда, целого и невредимого.
Нас разделяют на «тройки» и расслылают по объектам. Со мной вместе Арсен и Секс. Наша задача — шароебиться по трассе на райцентр в надежде встретить беглецов, если те уже свалили с подсобки.
Чем мы и занимаемся без особого энтузиазма.
Ранее утро. Холодно и сыро.
Мы идем по мокрому асфальту шоссе, раскуривая одну на троих сигарету.
С табаком в части напряг. Как и везде. Говорят, в Питере «бычки», или, по-местному, «хабарики», продают прямо на улице, в банках литровых.
— Как думаешь, правда? Нет? Ты бы купил чужие окурки, на гражданке? — спрашиваю Пашу Секса.
Тот отмахивается:
— Отвянь…
Паша мрачен и напряжен.
Нет, приятно сознавать, что тебе меньше всех грозит, если что…
— Да расслабся ты, — протягиваю Паше его долю сигареты. — Нашли их наверняка уже. Записки выпишут об аресте, и на губу. А мы туда по-любому сегодня заступаем.
Паша останавливается и в несколько затяжек докуривает «бычок».
— Пусть сразу вешаются, — говорит он.