Кисельные берега. Книга вторая

Осьмак Анна

Взбунтовавшаяся невольница отдёрнула занавеси и зажмурилась на ослепительное солнце. Потом перекинула ноги через широкий подоконник и повисла на лианах винограда, вцепившись в них судорожно сведёнными пальцами.

Хрясь… хрясь… хрясь… – прощёлкали рвущиеся плети и быстро, хоть и не очень сильно приложив, уронили беглянку на раскалённую мостовую Чахорбаг. Слегка оглушённую падением девицу заботливо подняли, отряхнули и препроводили обратно, теперь уже предусмотрительно связав…

Это было вчера. А сегодня она, как нарисованная, торчит среди стада

обречённых на заклание невольниц, так ничего и не сумев изменить.

Кира сделала несколько деревянных шагов к борту и привалилась к нему бедром для устойчивости. Вот же вляпалась, так вляпалась… Просто врюхалась! С пятачком и ушами! Сама ситуация ужасна, конечно, но ещё ужаснее то, что соскочить с этого проклятого и неумолимого движения в сторону Эль-Муралы не выходит, как ни пыжься!

Впрочем, достаточно ли она пыжилась? Что, собственно, сделала для своего спасения? Попыталась затеряться в базарной толпе по дороге в дом кызляр-ага? Глупо вывалилась из окна среди бела дня? И это всё? Все твои подвиги во имя жизни и свободы? Жидковато как-то, знаешь ли… И странно, что жидковато. Потому что бояться последствий побегов нет никаких оснований: собак на тебя не натравят и батогами не отходят, ибо товар ценный и хрупкий, повреждения не желательны. Даже Асафовы наручники с неё беспечно сняли – бегай, не хочу!

Кира бессознательно покрутила запястьями, будто разминая их, и задумчиво уставилась на плещущую в борт грязную портовую волну.

Можно прыгнуть, кстати…

И что? Куда плыть? В открытое море? Или к берегу, где её тюремщики, поплёвывая семечковую шелуху и отчаянно скучая, станут её дожидаться?

Пленница вздохнула и подняла глаза от такой соблазнительной, но такой бесперспективной пучины. Подняла и обомлела…

Прямо перед ней, по соседству с махрияровским судном, покачивался тот самый дау, на котором она прибыла в Джаханы! А это… там, на палубе…

– Синьбао! – закричала она, повинуясь мгновенному импульсу. – Синьбао! Это я! Я здесь!!

Капитан, далёкий и маленький из-за разделявшего их расстояния, заозирался недоумённо.

– Я здесь! Здесь! – кричала Кира, срывая чадру и неистово размахивая ею надо головой.

Он заметил её! Бросился к борту…

– Меня увозят в Эль-Муралы! В гарем Шахрияра! Слышишь?!

К ней уже со всех ног бежали сопровождавшие наложниц гаремные евнухи…

– Найди в Цзудухэ корабли из Вышеграда! Слышишь? Умоляю, найди! Даже если они оттуда уже ушли!!

Её схватили за руки, заломили за спину, вырвали из судорожно сжатых кулаков чёрный флаг…

– Скажи Порфирию Никанорычу, что я прошу помощи! Скажи ему, Бао!! – рвалась из последних сил утаскиваемая с палубы невольница. – Суки! Ненавижу! Пошли прочь! – она брыкалась и зло, яростно рыдала. – Уберите руки, петушары!

– Скажи Медведю, – рыдала она уже в трюме, пока её связывали и приковывали за ногу к нарам, – скажи ему, что если он меня не спасёт, сказка моя кончится весьма печально… А так ведь не должно быть! – заорала она и пихнула одного из тюремщиков-кастратов ногой в нос.

Тот взвыл и, не удержавшись, с размаху отвесил ей такого леща, что Кире показалось, она оглохла на ухо.

Прижав ладонь к опухшей, словно подушка, щеке, несчастная валялась на голом соломенном тюфяке и не могла унять истеричных всхлипываний.

– Так не должно быть! – причитала она, как заведённая. – Так не должно быть в сказке! В настоящей, хорошей, качественной сказке он должен спасти меня от сорока сороков бед и опасностей. Вывести за руку из логова злодея… посадить на вороного коня перед собой и… поцеловать в уста сахарны и… увезти в самый лучший город на земле, где… лучшая в мире квашеная капуста и… И жить после этого мы будем долго-долго, счастливо-пресчастливо, чтобы умереть в один день… не устав от жизни, но… просто отпустив её…

Зарема присела рядом с ней и погладила по голове.

– Так и будет, – сказала она, утешая, – точь-в-точь так, хабиби. Но ведь, чтобы он вывел тебя из логова злодея, тебе нужно в него сначала попасть, не правда ди?

Кира прижала основания ладоней к векам, пытаясь перестать всхлипывать, восстанавливая дыхание.

– Ты не сможешь убежать, оставь попытки, – продолжила утешительница. – Твоя жизненная дорога определённо ни при каких обстоятельствах не свернёт от Эль-Муралы. Прими это. И лучше подумай над тем, подруга, как выкрутиться уже будучи там…

– Откуда т…тебе знать? – икнула Кира, отнимая руки от глаз и утирая нос паранджой.

– Я вижу, – спокойно пояснила Зарема. – Не далеко и не всё, но… кое-что…

Кира фыркнула:

– Тоже мне, пифия… Ещё что из «кое-чего» расскажешь?

Зарема уставилась в пустоту остановившимся взором. Потом отмерла, сморгнув:

– Темноты и бед не вижу, – озвучила она. – Только… пустую суету и бесплодные хлопоты…

– Ага, «чем дело кончится», «чем сердце успокоится», – хмыкнула Кира, – «чем всё прикроется»… Очень уж неопределённые у тебя предсказания, хабиби!

Предсказательница не обиделась:

– Чем могу, – она поднялась, собираясь расположиться на соседних нарах, и потянула через голову душный никаб. – Ещё могу сказать, – добавила, выныривая из чёрной ткани, – что свидишься ты с мужчиной, о котором все твои мысли – вижу так!

Кира встрепенулась было, но тут же поникла, напомнив себе, что ясновидящие, как правило, фокусники и шарлатаны.

– Ну да…

– Не веришь? – Зарема опустила веки и пощупала воздух руками. – Он высок, светлобород, с глазами цвета северного моря… Думы его – о родном крае и о юной деве… И дева эта – не ты, хабиби.

– Знаю, – буркнула Кира и посмотрела на приятельницу с суеверным ужасом. – Что ещё видишь?

– Что не быть тебе с ним, – пифия уставилась на подругу в некотором замешательстве. – С одной стороны… А с другой – вроде как и… Ничего не понимаю, – прикусила она губу в растерянности.

– Что?! – скривилась подруга. – Что за бред – с одной стороны, с другой стороны… Хватит мрачняка нагонять, и без твоих прогнозов тошно!

Конец ознакомительного фрагмента.