Кисельные берега. Книга вторая
Шрифт:
Сердито состроив своему отражению в зеркале гримасу, показав язык, оттопырив пальцами уши, Кира вдруг замерла… А что, если?..
Вдохновлённая наитием, повернулась боком, ссутулилась, выпятила живот… развернула носки туфель друг к другу, покосолапила… сдвинула обруч набекрень… нет, не так – нахлобучила на одну бровь – о! отлично! Теперь – туповато-бессмысленное выражение умственно отсталой, так… ещё бы хорошо струйку слюны из угла рта пустить…
– Ты не устаёшь меня удивлять, хабиби!
Кира вскинулась от неожиданности
Отражение Асафа обозначилось в зеркале, будто материализовалось из комнатной пыли. Он приблизился, неслышно ступая по коврам и остановился за её спиной, почти касаясь грудью напряжённых лопаток рабыни.
– Вижу, готовишься блистать. Измаялась, наверное, придумывая, как больше понравиться покупателям и, тем самым, уважить и отблагодарить меня, твоего благодетеля…
Пленница сглотнула непригодившуюся слюну:
– Отблагодарить? – фыркнула она. – За что? – перестав кривляться, она позволила своему телу занять привычное положение в пространстве.
– Ну… – закатил глаза агарянин, имитируя раздумье. – Например, за то, о цветок моего сердца, что не продал тебя в каменоломни Джидды. И даже не выставил на торги на Исфаханском базаре. Или, может быть, за то, что не сдал тебя в публичный дом, убоявшись хлопот и вложений. За то, что решил вознести тебя, неблагодарную, на высшую ступень в иерархии невольниц – пытаюсь пристроить в наложницы великолепного Шахрияра (да продлит Аллах его благие дни и украсит их великими свершениями!)
Кира тяжко, исподлобья, уставилась в глаза отражению Асафа:
– Благодарю тебя, о благодетель бесправных невольниц, – процедила она с ненавистью, – что не сдал меня в убыток себе в публичный дом, а решил навариться как следует! Не убоявшись хлопот…
Асаф расхохотался своим дурацким раскатистым смехом, а, просмеявшись, поднял руки и поправил перекособоченный обруч у неё на голове. Дотронулся до голых плеч рабыни и сжал их длинными смуглыми пальцами.
– Я догадываюсь, что вызывает твою ярость, – проговорил он, мерзко лыбясь. – Но не смущайся – любая на твоём месте желала бы того же: чтобы я оставил тебя себе, не так ли?
Озвученное хозяином откровение оказалось столь неожиданным, что Кира растерялась.
– Не сердись, хабиби, – он провёл пальцами по её рукам вниз, к браслетам наручников. – Поверь, подобная мысль посещала меня… И я был готов её рассмотреть, даже несмотря на твой вздорный нрав, но… – он на секунду замер, склонившись губами к самой её шее. – Но, знаешь ли, очень деньги нужны.
И он снова заржал, запрокинув голову.
Посчитав таким образом, что поставил заносчивую девку на место, высмеяв её нелепые притязания на его неотразимую персону, Асаф отлип от глупой невольницы и подхватил с фруктового столика персик.
– Али! – позвал он.
Бесшумно отворившись, дверь пропустила в глухую ковёрную тишину покоев незаменимого слугу.
– Упакуй товар и доставь его уважаемому Бухейту на Чахарбаг. Это там, где… ну, ты знаешь, где он обычно останавливается.
Али поклонился и вновь скрылся в темноте дверной щели.
– Как?! – вскричала Кира, резко обернувшись к своему хозяину. – Мы не едем в Исфахан? – к такой скорой развязке она явно не была готова.
Асаф сверкнул белыми зубами в обезоруживающе-очаровательной, по его личному мнению, улыбке и впился ими в сочный персик.
– Ну да, – прочавкал он самодовольно. – Зря ты тут кривлялась перед зеркалом, готовясь отпугивать покупателей – не придётся им, хвала Аллаху, подвергнуться подобному испытанию… – Представляешь, хабиби, – он вздёрнул брови, демонстрируя восторженное удивление невероятным стечением обстоятельств, – пока я искал верблюдов и договаривался с ближайшим караваном, отправляющимся в любимый тобою Исфахан, добрые люди донесли мне чудесную весть: Бухейт собственной персоной здесь, в Джаханы! Само собой, я немедленно поспешил к нему. Добрейший кызляр-ага принял меня благосклонно, и, доверяя моему вкусу и слову купеческому, заплатил за тебя названную мною цену, не торгуясь! Даже без осмотра!
Асаф доел персик, зашвырнул косточку в окно и вытер липкую руку о дорогой шёлковый кафтан.
– Подозреваю, правда, – хмыкнул он, – что дело вовсе не в его беспечной доверчивости к моим, вне всякого сомнения, превосходным качествам. Дело, скорее всего, в том, что у него недобор в пятьдесят девушек, а рынки Исфахана он уже все выгреб… Поэтому и примчался в Джаханы, перехватывать товар прямо с кораблей. Не до осмотров ему с таким-то дефицитом – покупает сейчас всё, что движется…
Кира почувствовала неприятный холодок в животе:
– Зачем ему столько? – мысль о невероятных аппетитах благодетельного шаха богоспасаемого Эль-Муралы впервые заставила её задуматься.
– О! – нервно хмыкнул Асаф. – Тебе повезло, глупая дева – его мужская сила бесконечна, словно полноводный Евфрат! – заявил он не совсем уверенно.
– Ты что-то не договариваешь… – осенило Киру. – Так?
– Эээ…
Скрипнула дверь, впустив вернувшегося Али. Тот развернул притащенную с собой чёрную простыню с сетчатым окошком для глаз и накинул её на сторгованную рабыню.
– Маленькое привидение из Вазастана, – пробормотала Кира, посмотрев через сетку в зеркало, – жуткое, но симпатичное…
– Что? – не понял агарянин. – Жаль, хабиби, – скорбно сдвинул он брови, – не увидишь ты садов и дворцов славного Исфахана… Многое теряешь! Хотя… На что оно женщинам и мулам? Может, и не к чему им эти красоты, особенно если есть под боком пахлава и прохладная купальня… А всё это вскоре будет у тебя, хабиби, радуйся! Верно я говорю?
– Верно, о мой господин! – отозвался Али. – Позволите отправляться?