Кишиневское направление
Шрифт:
– У меня есть вопрос.
– Слушаю.
– Если в итоге ситуация на оборонительных рубежах будет складываться не в нашу пользу, если русские прорвут фронт, что тогда? Или этот вариант исключен?
– Что известно богу, то человеку знать не дано. Это мой ответ на вопрос. Ни в чем заранее нельзя быть уверенным. И если все-таки русские прорвут фронт, то для полного окружения группы армий "Южная Украина" им необходимо упредить отвод наших войск на новые оборонительные рубежи. А для этого нужно захватить переправы на реке Прут, что довольно сложно,
– Почему?
– Дело в том, что тогда русские должны иметь темп наступления до тридцати километров в сутки, иначе у нас получается значительный выигрыш во времени.
– Жду ваших приказаний, господин генерал.
– Ты опять угадал мои мысли. Тебе придется немало поработать. Мои замыслы тебе известны, требуется только подтвердить их или опровергнуть, если они несостоятельны. Времени очень мало, Руди, очень мало...
– В первую очередь вам нужна информация о дислокации и численности русских армий.
– Да.
– И где намечается главный удар.
– Совершенно верно.
– Ну что же, постараемся, господин командующий...
– Но это еще не все, Рудольф. Как у тебя обстоят дела с блокировкой русских разведгрупп?
– За последние полтора месяца не было случая проникновения русских в наш тыл.
– Садись, господин полковник. Будем работать. Будем намечать новую стратегию и тактику на ближайшее время...
* * *
Берег вынырнул из темноты неожиданно. На узком каменном выступе старшего лейтенанта Маркелова уже ждали: подхватили под руки и помогли забраться наверх. Одевались быстро и без слов; старший сержант Пригода и сержант Кучмин с автоматами наготове охраняли остальных.
Вниз по течению шли около получаса, пока Пригода, который был впереди, не заметил узкую расщелину.
Первым полез ефрейтор Ласкин. За ним старшина Татарчук, для страховки.
Время тянулось мучительно долго. Маркелов с тревогой поглядывал на восток, где уже появилась светло-серая полоска утренней зари.
Наконец прозвучал условный сигнал, и разведчики начали по очереди втискиваться между шершавыми стенками расщелины...
Наверху дул легкий ветерок. Когда Маркелов присоединился к разведчикам, Степан Кучмин уже ловко орудовал ножницами, делая проход в проволочных заграждениях. Единственный участок, на котором, учитывая рельеф местности и насыщенную воинскими подразделениями оборону, а также то, что остальные разведгруппы даже не пытались пройти здесь, можно было, по мнению Северилова, надеяться на успех.
Ласкин помогал Кучмину, придерживая обрезанные концы "колючки".
Неожиданно Кучмин замер. "Мина!" - подумал Ласкин, цепенея от неожиданного страха.
– Сигнальная проволока, - шепнул ему Кучмин.
Страх прошел, но от этого легче не стало: Ласкин знал, что эта проклятая "сигналка" - туго натянутая проволока с понавешанными на ней пустыми консервными банками, металлическими пластинками и крохотными рыбацкими звонками - преграда почти непреодолимая. Достаточно рукам чуть-чуть дрогнуть - и ты уже кандидат в покойники: задребезжат банки-жестянки, и вступят в дело пулеметы, которые свой сектор обстрела причесывают с истинно немецким прилежанием и методичностью.
– Что будем делать, Степа?
– спросил Ласкин.
– Передай, пусть приготовятся. Режь...
Уперев локти в землю, Кучмин зажал в ладонях коварную проволоку. "Удержать, удержать во что бы то ни стало..."
– Давай...
– выдохнул он Ласкину.
Ножницы мягко щелкнули. Невесомая до этого проволока вдруг налилась тяжестью и потянула руки в стороны. Кучмин стал разводить их, постепенно опуская обрезанные концы вниз; у самой земли один конец перехватил Ласкин.
– Последний ряд остался, Степа...
– Погоди чуток, - наконец промолвил Кучмин, с трудом отрывая занемевшие руки от земли.
Измазанные ржавчиной ладони были в крови, которая сочилась из-под ногтей...
Первый привал разведчики устроили в полуразваленной мазанке; дикий виноград оплел ее саманные стены и через проломы в сгнившей соломенной крыше протянул свои гибкие плети внутрь. Вокруг мазанки рос старый заброшенный сад.
– Кучмин, время, - посмотрел на часы Маркелов.
Степан принялся настраивать рацию.
Пригода расположился на широкой лежанке и, постелив полотенце, начал торопливо выкладывать из вещмешка съестные припасы.
– Петро в своей стихии, - и здесь не удержался Татарчук, чтобы не позубоскалить.
– А як нэ хочэшь, то твое дило.
– Пригода, который было протянул старшине его порцию, сунул ее обратно в вещмешок.
– Э-э, Петро! Ты что, шуток не понимаешь?
– От и жуй свои шуткы.
Кучмин и Ласкин, посмеиваясь над обоими, тем временем заканчивали завтракать. Старший лейтенант уточнял на карте маршрут, сверяясь с компасом; на душе было легко и радостно - первый и, пожалуй, самый опасный этап поиска позади, на связь вышли вовремя.
Вдруг Ласкин насторожился.
– Собаки, командир...
– произнес он.
Теперь уже все услышали приглушенный расстоянием собачий лай, который приближался со стороны Днестра.
– Уходим!
– приказал Маркелов.
Через минуту мазанка опустела. Примятая сапогами трава постепенно выпрямлялась; где-то встревоженно прокричала сорока и тут же умолкла...
– Не могу, командир...
– Татарчук со стоном опустился на землю. Спина, будь она неладна... Осколками в сорок первом...
Старшина закрыл глаза. Разведчики, потные, запыхавшиеся - бежали уже около получаса, - столпились вокруг.
– Аптечку!
– Маркелов упал на колени возле старшины.
Старший лейтенант намочил ватку в нашатыре и сунул под нос Татарчуку; старшина сморщился, закрутил головой и виновато взглянул на Маркелова.
– Вот незадача...
– попытался встать, но тут же завалился обратно. Ноги не держат. Уходите. Я их попридержу тут маленько. Все равно кому-то нужно.
– Нет!
– Маркелов в отчаянии рванул ворот гимнастерки - перехватило дыхание.
– Мы понесем тебя!