Киска
Шрифт:
– Раскрой кошелек!
– В него не поместится.
– Тогда сделаем так!
Кондукторша опрокинула пакет с мелочью над сумкой Алисы, и монеты медным дождем посыпались вниз. Туда же она бросила и билет.
– А теперь извинитесь, - сказала Алиса спокойным голосом.
Кондукторша так и впилась глазами в Алисино лицо. Пальцы у нее шевелились. Чувствовалось, что если бы Алиса попалась ей в темном переулке, то кондукторша поговорила бы с ней по-другому. Презрительно скривив губы, она пробормотала:
– Очки бы
– Извинитесь немедленно!
– сказал побагровевший от гнева пожилой мужчина, сидевший у окна.
Кондукторша поначалу опешила от неожиданности. Но, взяв себя в руки, перешла в контрнаступление:
– Ты что, не видишь, кого защищаешь? Да такая через тебя, больного, перешагнет, а то еще и ноги об тебя вытрет!
Пожилой поднялся с места и пошел к водительской кабине. Отодвинув в сторону дверь, он спросил у водителя:
– Как ее фамилия?
Что водитель ответил, не было слышно. Только после этого ответа пожилой достал из кармана пиджака какое-то удостоверение и показал его водителю. Тот взял в руки микрофон и объявил:
– Машина следует в парк!
Кондукторша заволновалась:
– Почему в парк, Вася?
Водитель по микрофону ответил:
– Увольняют тебя, Даша!
С кондукторшей произошла разительная перемена. Из матерой и наглой она превратилась в блеющую овечку:
– Как же так, граждане? Ведь план-то делать надо? Вот и приходится строгость применять. Ведь весь день на ногах... Бывает и перегнешь палку.
Кондукторша подошла к Алисе:
– Девочка, прости ты меня, дуру старую. Ведь до пенсии мне не дали на родном заводе доработать. Тридцать пять лет отбухала, а потом - под зад коленкой, по сокращению штатов! Вот и пришлось в "овчарки" пойти. Ведь за день-то мне столько гадостей наговорят, что бывает не выдержишь, ну и сорвешь на ком-нибудь зло! Ты-то как раз под горячую руку и попала.
Алиса сидела молча, никак не реагируя на слезливый монолог "овчарки".
– Давай-ка я тебе мелочь-то обратно на крупные поменяю. Не хочешь? А прощаешь меня или нет?
– Прощаю.
– Вот и ладно, дай тебе Бог здоровья! Гражданин, слышь, простила она меня.
– Она простила, - сказал пожилой, - а я нет.
– А что вам-то я сделала? Кажись, не обозвала никак?
– Лучше бы обозвала! Мне перед этой девочкой стыдно, что мы с тобой одного возраста. Ведь по нас с тобой судят обо всем нашем поколении!
– Но должна же она понимать и наш возраст уважать.
– Как уважать?
– Помягче быть...
– Ничего она не должна.
– Так это, значит, мы перед ними теперь на коленках должны ползать?..
– Никто ни перед кем не должен ползать. Ни в каком возрасте. Ты вот сейчас стелешься перед этой девочкой, а в душе ее ненавидишь. Ведь так? И не зыркай на меня глазами. Тебе это уже не поможет.
– Ладно... Помитинговал? Отвел душу, старый хрыч? Теперь слушай меня! Никогда не было и не будет по-вашему! Ни по-твоему, ни по ее! Сильный всегда прав. Поэтому слабый всегда будет ползать на коленях перед сильным. Ты - перед государством, которое платит тебе нищенское пособие вместо пенсии. Хотя ты и горбатился на него всю свою жизнь. Ты посмотри, во что ты одет! Твоему пиджаку - лет тридцать! А почему? Потому что ты еле-еле сводишь концы с концами, экономя на еде, а значит, и на своем здоровье.
Кондукторша перевела дух, набрала побольше воздуха в легкие и прорычала, указывая пальцем на Алису:
– А теперь посмотри на нее! Да любая из ее шмоток стоит пяти твоих пенсий! Думаешь, она их заработала? Черта с два! Ползает на брюхе перед своими родителями, которые ползают перед своим хозяином, который ползает перед рэкетирами, и так далее. Думаешь, почему она очки нацепила? "Нечаянно" наткнулась на ботинок родителя, ползая у него под ногами! И будет ползать, чтобы не ходить в засаленной одежонке, как у тебя! Так было и так будет!
Все пассажиры троллейбуса молчали, потому что так или иначе, а кондукторша говорила и о них тоже. Внешне каждый из них вел себя так, будто к нему это не имеет никакого отношения, но возразить им ей по существу было нечего.
– А теперь я, "овчарка", докажу вам, что я права! Вася, останови машину. Останови, говорю!
Троллейбус остановился. Пассажиры обеспокоенно завозились, глядя на разбушевавшуюся кондукторшу.
– Открывай двери!
Двери троллейбуса открылись, и кондукторша зычным голосом протрубила:
– Выходите все! Троллейбус идет в парк! Выходите!
Те, кто торопился, вышли сразу. Те, кто поверил в силу кондукторши, тоже. Остались любопытные, то есть те, кто решил узнать, чем же закончится этот поединок между пожилым и "овчаркой". Они ждали, когда пожилой покажет свое магическое удостоверение кондукторше. И он показал:
– Видишь? Поняла, что теперь тебя ждет?
Кондукторша выхватила из рук пожилого удостоверение и засунула его в свою сумку.
– Поняла, что оно у тебя фальшивое и купил ты его за червонец на рынке!
– Верни документ!
– Вася, снимай штанги!
Вася вышел из кабины и сказал:
– Сама снимай.
Выйдя из троллейбуса, он закурил и стал с безучастным видом разглядывать рекламный щит у дороги. Кондукторша взяла в кабине резиновые перчатки, вышла из салона и, потянув за веревки, сняла дуги. Зацепив их за кронштейны, веревку закинула на крышу.
Двигатель у троллейбуса перестал гудеть, и в салоне наступила тишина. И в этом раунде кондукторша тоже оказалась в выигрыше. Любопытные стали выходить, и в троллейбусе остались только двое: пожилой и Алиса. Кондукторша, засунув руки в карманы куртки, прохаживалась вдоль парапета, отделяющего проезжую часть от пешеходной. Пожилой подошел к Алисе и спросил: