Кистень
Шрифт:
– А ничего. Там оно и лежит до сих пор. Ты, Афоня, сам решай, что с захоронкой той делать. А не решишь, Игнатке скажи… вот как я сейчас тебе говорю. Монастыря-то уже нет. Нет монастыря. А золото…
– Что, батя?
– Страшная у него сила, у золота…
Старик умолк, и молчание это продолжалось так долго, что Афанасий испугался. Словно маленький Афонька, отставший от отца и потерявшийся в огромном лесу, растерялся. Схватил иссохшую, похожую на палый лист руку старика и все понял.
Оставил его батя вслед за матушкой, круглым сиротой оставил.
Вбежавший в избу мальчишка-подросток, рыжий, вихрастый и конопатый, замер на пороге, увидев, как беззвучно плачет у дедовой кровати отец.
***
Кутьевск встретил их тишиной. После двухдневного стука колес и песен под гитару, после шумной Москвы, в которой они, бесприютные, проболтались с утра до вечера, стрекочущее кузнечиками сонное царство просто оглушало. Поезд уполз куда-то за деревья, а они остались. Гора сумок и этюдников около вокзала, помятые физиономии и на них – растерянность.
Пасшаяся у забора коза, жевала травинку и смотрела на прибывших сумасшедшими желтыми глазами.
Кайсаров отправил Ромку и Дэна узнать насчет автобуса, и те вернулись в глубокой задумчивости – нужное транспортное средство объявится лишь часа через два, да и то, если не сломается. Так им объяснила бабка, торгующая на привокзальной площади семечками.
Пришлось отправлять ещё гонцов – в поисках пропитания. А потом они устроились на травке в компании козы и ели пирожки с капустой, запивая их ядовито-зеленым «Тархуном» из пластиковых бутылок.
Автобус, кряхтя и вздыхая, появился не через два часа, а через три с половиной. И водитель, перед тем как тронуться в путь тоже долго вздыхал, обходя его кругами и стуча обутыми в кирзовые сапоги ногами по колесам.
***
И все-таки к концу дня они добрались до «Буратино». Более идиотского названия для места отдыха придумать было невозможно. Наверное, когда-то давно тут был пионерский лагерь – напротив ворот ещё сохранилась заросшая лебедой гипсовая фигурка «Маленький Ленин на пеньке» и проржавевший стенд с какими-то патриотическими лозунгами. На кое-как огороженной территории виднелись два довольно больших деревянных строения и куча разномастных дачек россыпью. Мика стиснула зубы. Судя по всему, их расселят по принципу «мальчики-девочки», так что придется делить комнату с остальными четырьмя девчонками, в том числе и с Региной. От такой перспективы стало тошно.
Спас ситуацию, как ни странно, Кайсаров. Он предложил взять на абордаж самые маленькие домики и поселиться в них по двое-трое. Круглая, как колобок, администраторша поддалась на уговоры, проворно спрятала шоколадку и выдала ключи с бирками. Мика с Алькой вцепились в первый же попавшийся. Регина сделала, было, движение к ним, но напоролась на Микин свирепый взгляд и отступила. Им с Майкой и Наташей достался домик побольше.
Ну что же, общество Альки Мику вполне устраивало – они были если и не подругами, то хорошими приятельницами. Девчонкой Алевтина была неконфликтной и веселой. А то, что выше на голову, так это ладно, не привыкать. У миниатюрных леди есть свои преимущества – у них ноги с вагонных полок не торчат, не то, что у некоторых.
***
Они закинули свое барахло в крошечную избушку, единственным достоинством которой был чудесный вид на реку. Называлась река Мегжа. До ужина оставался ещё целый час, поэтому ноги сами понесли их вниз по склону – к небольшому пляжику, оснащенному парой погнутых железных грибков и перекошенной кабинкой для переодевания.
Судя по количеству отдыхающих и состоянию инвентаря, база отдыха переживала отнюдь не лучшие дни – на пологом зеленом берегу они обнаружили всего с десяток человек, да ещё полдюжины плескались в воде. Негусто.
Ну ничего, зато вода в Мегже была чистой и прозрачной. А главное – справа, в полукилометре, над рекой высился тот самый Георгиевский монастырь. Автобус подвез их к «Буратино» с другой стороны, так что могучие стены, из-за которых проглядывали синие церковные купола, многоярусную колокольню и ряд видневшихся неподалеку изб они как следует рассмотрели только сейчас.
– Да-а… – восхищенно протянула Алька. – Лично я после ужина пойду рисовать вон туда.
Она указала на небольшой мысок, выдававшийся в реку. С него должен был открываться превосходный вид на монастырь. На мысу пасся рыжий теленок и виднелись вытащенные из воды плоскодонки.
У Мики тоже руки зачесались, она так и видела, как будет сочетаться зелень ракитника, желтый каменистый склон и вырастающие из него стены обители.
Один только нелепый двухэтажный домина из красного кирпича, стоящий чуть в стороне от избушек, портил картину. Похоже, там ещё продолжались строительные работы – неподалеку от дома гудел бульдозер. Значит, и тут появились новые русские со своими архитектурными монстрами.
– Ладно, пошли быстренько искупаемся, и ужинать, – вздохнула Мика.
***
На удивление, еда в дощатой столовой оказалась вполне съедобной. Им дали по тарелке рисовой каши с изюмом и курагой, пышно названной фруктовым пловом, и по стакану киселя с плюшкой. Плюшку Мика завернула в салфетку и сунула в карман – до того, как ложиться спать, ещё наверняка есть захочется.
Руслан и Антон потихоньку обошли столики, за которыми сидели сокурсники, и конфиденциально, чтобы не услышал Кайсаров, предложили скинуться на «банкет по случаю приезда». Конфиденциально, поскольку никто пока не знал, как наставник отнесется к подобной затее. Хотя, по слухам, он обычно не возражал. Но нынче ситуация была сложной – из-за Ромки. Мало ли, может быть, папенька решил всерьез заняться воспитанием непутевого отпрыска, а заодно и остальных будет в ежовых рукавицах держать. Никому не хотелось попасть под раздачу в первый же день.
Мика с Алькой выдали требуемую сумму, предупредив, что сходят на этюды и появятся позже. Так что лучше не ждать и начинать без них.
– Ясно, – кивнул Антон, накаченный бритоголовый крепыш и в черной спортивной майке. – Вот тот домик голубой на берегу, около большой сосны, видите? Там мы и будем. И не шастайте до темноты. Неизвестно, что тут за публика. А мы сейчас в сельпо сгоняем, пока не закрылось.
– Даже не спросил, что мы пить будем, – проворчала Алька, когда гонцы исчезли.