Китай-город
Шрифт:
— Очень мучились… Одышка… Совсем залило… вода-то… — прибавил он шепотом. — Доктор в три часа ночи был. Консилиум, слышно, хотят.
— Кто у него теперь?
— Ждали Качеева Аполлона Федоровича, — изволите знать?
— Адвокат?
— Да-с… А тех вот о сю пору нет. Верхового послали…
И в переднюю проник запах комнаты труднобольного. Нетов нахмурился и сжал губы. Он боялся покойников и умирающих.
Лакей пошел вперед через залу — пустую, скучную комнату с ломберными столами и роялем, без растений, без картин, через гостиную с красной штофной мебелью, проходную, неуютную, и повернул налево чрез
Раскат желудочного кашля остановил и испугал Нетова. Точно у него самого вышло наружу все нутро. Лакей постучал в дверь и приотворил. Оттуда выглянуло молодое лицо. Они пошептались.
— Пожалуйте, батюшка, — пригласил лакей Евлампия Григорьевича.
Больной помещался на широкой двуспальной кровати из темного ореха. Сторы были подняты, но свет входил в комнату серый; коричневые обои делали ее еще более тоскливой. Только дамский туалет с серебряным зеркалом и кисеей на розовой подкладке немного освежал общий вид. В воздухе двигались невидимые полосы эфира, испарения микстур. В подушках, опершись о них спиной, Лещов только что осилил страшный припадок удушья и кашля. Голова его опустилась набок. Из длинного отекшего лица с редкой бородой, почти совсем седой, глядели два глаза, озлобленные на боль, подозревающие, полные горечи и брезгливого чувства ко всем и ко всему. Глаза эти то расширяли свои зрачки, то разбегались и блуждали по комнате. Рот кривился. Грудь дышала коротко и томительно. Можно было заметить, что ее «заливает», как сказал лакей Нетову. Живот, непомерно раздутый, указывал также на последний период водяной. Фланелевое одеяло прикрывало тело больного до пояса. Он разметал его. На ногах лежало другое, полегче. У изголовья стоял столик со множеством лекарств. В ногах, на табурете, лежали игральные карты и грифельная доска. Подальше из-за кровати выставлялся сложенный ломберный стол; на нем — бумаги, чернильница с пером и два толстых тома.
Жена Лещова смотрела дамой лет под тридцать. Она, как-то не под стать комнате при смерти больного была старательно причесана и одета, точно для выезда, в шелковое платье, в браслете и медальоне. Ее белокурое, довольно полное и красивое лицо совсем не оживлялось глазами неопределенного цвета, немного заспанными. Она улыбнулась Нетову улыбкой женщины, не желающей никого раздражать и способной все выслушать и перенести.
— Евлампий Григорьевич, — тихо сказала жена, наклоняясь над ним.
— А? что?.. — раздраженно окликнул он.
Она повторила и, обернувшись к гостю, показала лицом, как она хорошо переносит последние дни своих мучений. Нетов подошел к кровати на цыпочках.
— А! приехал!.. Спасибо!
И Лещов говорил ему «ты». А он ему — "вы".
— Как? — спросил Нетов больного.
— Видишь… Душит… Скоты у нас доктора… Разбойники!.. Вот хочу Маттеи попробовать… А всех этих жидов гнать вон!.. Сотенных-то!
Лещов схватился за грудь и злобно вскинул головой на жену.
— Ну, что торчишь?.. Что торчишь? Господи ты Боже мой!.. Ну, сложи все это с табуретки!.. И уходи! Не мозоль ты мне глаза!
Жена взяла карты и грифельную доску и вышла молча, сохраняя все ту же улыбку.
XIII
— А дядя что? Алексей Тимофеевич? Ты ему передавал мою просьбу?
— Передавал-с, Константин Глебович.
— И что же?
— Они свидетелем — с полным удовольствием…
— Стало, в душеприказчики не хочет?
— Изволите видеть…
— А-а! — перебил больной, и глаза его сверкнули… — Пятится?.. И ты тоже?
— Я, Константин Глебович, с полным моим удовольствием… только позвольте вам доложить…
— Ну да, ну да!.. Ах вы, христопродавцы!..
Он откинулся на подушку. В горле у него захрипело. Но в таком положении он оставался недолго. Снова приподнял он голову и подался вперед, так что его голова почти ткнулась в лицо Нетову.
— Вот вы все таковы! Пока человек жив, на ногах, нужен вам, глупость-то вашу отчищает, как коросту какую, — вы ему всякое уважение. А тут в пустяках — отказ, трусость поганая, моя хата с краю… Славно!.. Чудесно!.. И не надо!..
— Константин Глебович, вы изволите знать дядюшку! У них делов собственных по горло. И с судом они опасаются всяких столкновениев.
— Делов… Столкновениев!.. Вот они у нас как выражаются, господа коммерсанты…
Больной приподнялся и выпрямился. Правую руку он вытянул, а левой открыл еще больше ворот рубашки.
— И в вас-то я двадцать пять лет самых лучших всадил, в вас? Срам вспомнить!.. Меня с вами начали смешивать… в одну кучу валить… Такой же кулак, говорят, как и все они, воротило, выжига, выкормок купеческий. А я магистерский диплом имею… Ты это забыл?..
— Помилуйте, Константин Глебович…
— А я забыл!.. За чечевичную похлебку, как Исав, продал свое первородство. Стал с вашим братом якшаться!.. И благодарности захотел…
Рот больного сводило. Он заметался на постели. Нетову сделалось очень жутко. Сам он готов был сейчас пойти в душеприказчики, но за дядю отвечать не мог.
— Христа ради, Константин Глебович, — заговорил он, — не извольте так расстраиваться-с. Я, с своей стороны, готов.
— Не хочу!.. — крикнул гневно Лещов. — Не хочу!.. Убирайтесь!.. Найду и других. Дворника позову, кучера, вон Андрея своего… не хуже вас будут… и в безграмотстве не уступят… Вот… умирать как пришлось…
— Я за честь почту-с, — продолжал Нетов, — быть свидетелем, коли ваше на то желание, Константин Глебович.
— Не надо!.. Не нуждаюсь… Я вас насквозь вижу… Вы уж и теперь подыскиваете человека на мою ваканцию. Чего глаза-то опускаешь, Евлампий Григорьевич?.. Ваше степенство! Вон и щеки у тебя пятнами пошли…
— Помилуйте-с!.. — прошептал Нетов. Ему ужасно захотелось съежиться.
— Ха, ха! — разразился Лещов, и его смех перешел в новые раскаты кашля.
Нетов переполошился, вскочил, схватил стакан с питьем. Из полуотворенной двери показалось лицо жены.
— Микстура белая, — шепотом подсказала она Нетову и скрылась.
— Прикажете лекарства? — спросил тот больного.
Лещов ничего не ответил. Он с усилием откашливался. Жилы налились у него на лбу и висках. Лицо посинело. Надо было поддерживать ему голову. После припадка он упал пластом на подушки и с минуту лежал, не раскрывая глаз. В спальне слышалось его дыхание.
На цыпочках отошел Нетов к двери.
Вдруг больной схватился за колокольчик и позвонил. Дверь отворила жена.
— Качеев здесь? — чуть слышно спросил он.
— Нет еще!
— Разбойник!.. Селадон проклятый!..