Китай управляемый. Старый добрый менеджмент
Шрифт:
С этой точки зрения Хаос может проявляться в дестабилизирующих переменах, ведущих к переформатированию всей организации, в разного рода неформальных практиках или так называемых «творческих конфликтах». Следовало бы говорить в таком случае не столько о хаосе как таковом, сколько о преемственности хаоса и космоса (то есть упорядоченного мира), о своего роде хаосмосе. В частности, это понятие Ж. Делёз употребляет для обозначения мира множественности без объединяющего субъекта, который предполагает соположенность несопоставимых перспектив созерцания, разъединяющее утверждение всех моментов существования.
Со своей стороны, американский теоретик менеджмента Д. Хок создал неологизм «Chaordk Leaderships где в первом слове соединены понятия «хаос» (chaos) и «порядок» (order), что по-русски соответствовало бы слову «хапор». Согласно Д. Хоку, «хапор» означает «самоорганизующиеся, самоуправляемые, изменчивые, нелинеарные, сложные организмы, организации, сообщества или системы» [150] .
Идеи «хаосмоса» или «хаотического порядка», как легко видеть, близки китайскому представлению о «бытии самом по себе». При этом хаотическое начало всегда предстаёт воплощением спонтанности и сопутствующего ей творчества. Теоретически и отчасти практическими опытами установлено, что предельно сложные системы обладают способностью к самоорганизации и спонтанному поддержанию динамического равновесия, что даёт основания поставить пределы авторитарному правлению. Вместе с тем чрезмерная «хаотизация» системы, выражающаяся в необычайном разнообразии взаимосвязей внутри неё, делает систему слишком изменчивой, гиперактивной и фактически размывает её.
150
Dee Ноrсk. The Art of Chaotic Leadership, in: On Mission and Leadership, p. 65.
Для управления организацией «на краю хаоса» требуется не просто формальное знание, но то, что принято называть мудростью, то есть умение «соответствовать обстоятельствам», понимать «текущий момент», другими словами — находиться в дифференциальной связи с отдельными факторами развития ситуации. Мудрость, в отличие от теоретического знания, целиком принадлежит времени; подобно плоду, она во времени рождается и созревает.
Китайская традиция предлагает в своём роде систематический взгляд на такой смутный и ускользающий предмет, как хаос в мире и человеческой деятельности. Мы уже легко можем догадаться, что в китайской мысли понятие хаоса естественно сопутствовало истолкованию реальности как события — всегда единичного, даже уникального и поэтому не допускающего общей меры. Но природа события, как мы выяснили выше, есть со-бы-тийность или, ещё точнее, неизмеримый разрыв, пустотное средоточие-среда в истоке жизненного опыта как чистого динамизма превращения. Хаос никогда не равен себе, не имеет ни формы, ни идеи, ни субстанции, ни сущности. Он представляет, конечно, предел неопределённости, но неопределённости творческой, чреватой всеми возможностями жизни. Эта безграничная мощь хаоса может и должна быть использована в политике. Большая сила и правда заключены в лозунге Мао Цзэдуна: «Велика смута в Поднебесной. Положение благоприятное!» Оставляя в стороне бесплодные и фиктивные расчёты эффективности, мы можем сказать, что действие может быть успешным только тогда, когда возникает разрыв между исчерпавшей себя ситуацией и ситуацией назревающей, когда время становится Кайросом, «импульсом перемен» — моментом резкой смены нашего видения мира, моментом создания нового мира. В этом смысле хаос становится синонимом творческого начала мироздания.
В древнекитайской философской литературе классический пассаж о Хаосе содержится всё в той же книге «Чжуан-цзы». В конце седьмой главы этого даосского канона помещён следующий сюжет:
«Владыкой Южного Океана был Спешащий, владыкой Северного Океана был Торопливый, а владыкой Середины Земли был Хаос. Быстрый и Стремительный время от времени встречались на земле Хаоса, а тот принимал их с необыкновенным радушием. Быстрый и Стремительный захотели отблагодарить Хаос за его доброту. — Все люди имеют семь отверстий, благодаря которым они слышат, видят, едят и дышат, — сказали они. — Только у нашего Хаоса нет ни одного. Давайте продолбим их в нём! Каждый день они стали проделывать по одному отверстию, а на седьмой день Хаос умер».
В этом странном рассказе нашли отражение едва ли не все основные темы китайского учения о мире и бытии. Хаос, пребывающий «в центре» мироздания (соответствующем стихии Земли), есть условие существования всех вещей: недаром «на его земле» встречаются олицетворения мировых стихий. Принимает же их хозяин с «необыкновенным радушием» (букв, «высшей добротой»), благодаря которому воцаряется вселенское согласие: Юг в китайской космологии соответствует стихии Огня, Север — стихии Воды, а их встреча в центре, то есть в стихии Земли, считалась в даосской традиции главным условием зарождения в теле подвижника Дао так называемого «золотого эликсира» — вечноживого эмбриона. Однако Хаос воплощает качественно иной, более высокий порядок бытия по сравнению с физическим космосом, отчего владыки мировых океанов не могут его понять и, как можно догадаться, оценить по достоинству его доброту, что значило бы оставить Хаос в покое. Ибо Хаос воплощает абсолютно внутреннее, высшую полноту и самодостаточность, тогда как проделывание дырок в нём соответствует проецированию на Хаос человеческих понятий, попытку переделать его по образу и подобию человека. Ограниченность правителей Севера и Юга заключается как раз в том, что они хотят, как принято среди людей, отблагодарить хозяина за милость. Однако очеловечивание Хаоса равнозначно его гибели. Древнейший комментатор «Чжуан-цзы» Го Сян так и говорит: «Нарочитое делание губительно». До некоторой степени китайское предание о Хаосе составляет интересную антитезу библейской легенде о сотворении человека за одним важным исключением: смерть Хаоса, превращённого в человека, означает не преднамеренное убийство (ср. убийство Авеля или даже убийство Бога у Ницше), а забвение истоков бытия в мире гуманитарного знания. Человеческие понятия и сама предметная практика людей есть не что иное, как отрицание, хотя и непроизвольное, первозданной цельности мира-хаоса. Как заметил один из китайских комментаторов рассказа о Хаосе, «с древних времён не было ни одного человека, который не проделывал бы дырки в Хаосе».
Из этого рассказа можно заключить, что очеловечивание Хаоса — процесс неизбежный и даже естественный. Другое дело, что мудрость Великого Пути заключается, собственно, в знании до-человеческих, «хаотических» корней знания, и сама реальность, в китайском представлении, есть не что иное, как Хаосмос, преемственность хаоса и космоса. В средневековой литературе, причём не только даосской, венцом познания часто называется способность «сердцем укорениться в Хаосе». Как нам уже известно, познание в китайской традиции требует духовного совершенствования, соответствует утончению и просветлению духовной чувствительности вплоть до опознания абсолютного мрака вездесущей предельности существования, то есть выведения на свет открытости бытия мирского праха. А применительно к теории систем это означало бы создание открытой, способной к творческому обновлению организации.
Как бы там ни было, Хаос на самом деле доступен внутренней интуиции «семян» или «импульсов» самой жизни в состоянии полного покоя духа, позволяющего отвлечься от данных чувственного восприятия и умозрения. Например, в традиционных комплексах нормативных движений начальная поза символизировала как раз состояние хаотического всеединства, или Беспредельного. В позднейшей литературе, причём не только даосской, венцом познания часто называется способность «сердцем укорениться в Хаосе». Как говорит в своих комментариях к приведённому сюжету Ван Фучжи, «Хаос существует постоянно в способности соответствовать вещам и не умирает. Не нужно ни просвещать народ, ни оглуплять его». Хаос потому и не противится своему погублению, что, как сам Путь, не отличается по существу от человеческой деятельности. Как говорит другой комментатор, «каждый человек носит в себе Хаос». Хаос сам есть предел «на-следо-вания Иному». Действия недальновидных владык Севера и Юга, проделывающих дырки в Хаосе, заставляют вспомнить притчу о «флейте Неба», где пустота отверстий в сделанной человеком флейте едина с пустотой земных каверн и пустотой самого неба.
Состояние Хаоса есть не что иное, как действие «импульса времени», который представляет собой, как нам уже известно, не-двойственность актуальных и виртуальных качеств бытия. Оно в высшей степени неопределённо именно потому, что это действие занимает время более короткое, чем самый короткий из доступных восприятию отрезков времени. В нём всё проходит прежде, чем обретёт зримый образ, и этим немыслимым потоком происходящего хранится бездна бытия, непреходящее Неизбывное.
Неформализуемое присутствие Хаоса даёт о себе знать в известной нелюбви китайцев к теоретическим определениям, каковые подменяются перечнями прецедентов, наделяемых значимостью символического типа. Именно так составлены старинные китайские энциклопедии, где вместо описаний читателю предъявляются примеры употребления данного термина авторами предшествующих эпох, нередко совершенно случайные. Мы имеем дело с классификацией скорее музейного и археологического свойства, то есть такой, которая основана на побочных признаках. Так, древние сосуды принято классифицировать по их отдельно взятым и притом чисто формальным особенностям конструкции или декора. В этом смысле культура тоже есть образ Хаоса, но только хаоса эстетически свободной жизни, пропущенной сквозь фильтры пробудившегося, укоренённого в нравственном усилии сознания. Хаос первозданный, несотворённый, и вторичный Хаос подобны окультуренной жизни не по аналогии, а так, как только и может быть подобен никогда не равный себе, вечнотекучий, не имеющей формы хаос: они едины по своему пределу, в акте самопреодоления. Что же касается тех, кто привязан к предметности знания, то им встреча с Хаосом, как мы знаем из рассказа об учителе Ху-цзы и посещавшем его физиогномисте, несёт переживание невыносимого, первобытного ужаса. Но так бывает лишь в редкие моменты переживания внутреннего откровения самой жизни. На поверхности же бесформенный и анонимный Хаос, который неспособен отделиться от природных процессов и человеческой деятельности, предстаёт величием и многообразием жизни «как она есть». Никаких олицетворений и устрашающих аллегорий. Когда один средневековый художник захотел изобразить первозданный Хаос, он создал умилительную картину цветов и насекомых, а присутствие Хаоса обозначил кругом на пустом месте свитка, сопроводив его пояснительной надписью.
Китайской культуре можно с полным правом присвоить парадоксальное определение культуры хаоса. В ней человеческое творчество и творческая мощь природы (Небо) существуют наравне и преемствуют друг другу. Её главный (не)принцип — спонтанное рассеивание (сань) знаков сообразно неодолимой (но вечно отсутствующей) мощи мировой гармонии. Мудрый мясник из притчи Чжуан-цзы разделывает быков, не затупляя ножа, потому что умеет следовать абсолютному ритму жизни и тем самым — давать ему волю. От правителя или стратега, воплотивших в себе это «сокровенное совершенство» бытия, веет ужасающей мощью творческого начала бытия, неостановимой «цепной реакции» духа, в которой всё и вся «теряет» себя. В противоположность обыкновенным людям, которые собирают, то есть приводят в порядок и разграничивают, но теряют «внутреннее совершенство», человек Пути расточает, тем самым сберегая жизненную силу-дэ. Недаром в даосской литературе действие Пути уподобляется огню, бесконечно перекидывающемуся с одной вещи на другую. Но в этом акте расточения, самораспускания, утверждается величие — и, следовательно, вечность — жизни, проживаемой в её возвышенных и интенсивных качествах.
Тайваньский учёный Оу Чунцзин говорит о существовании в китайской традиции особого рода «хаотического» или «подлинного» знания, которое противостоит инструментальному, предметному, объективному, гуманитарному знанию, которое составляет основу классической науки и техники, индивидуального и общественного самосознания [151] . Такова, в частности, оппозиция «большого» и «малого» знания у того же Чжуан-цзы. В оригинале она сформулирована в довольно туманных фразах: «Большое знание безмятежно-покойно. Малое знание ищет, к чему приложить себя» (последнее предложение в более буквальном переводе означает: «ищет для себя щели», «суетно», то есть стремится наполнить собою некое умозрительное пространство, «выдолбить дырку» и так задать себе некое предметное содержание). Однако нужно иметь в виду, что Хаос не противостоит человеческой практике и сопутствующее ему знание не исключает «малое» знание.
151
Оу Чунцзин. Хуньдунь чжи чжи ди гоуцзао (Структура хаотического знания). — Тайбэй: Хунъе вэньхуа, 1998. Оу Чунмэй возводит традицию «хаотического знания» к ряду мифов неолитической эпохи, но его аргументация не представляется убедительной.