Китайская головоломка
Шрифт:
– Вы дали тому типу на чай сто долларов. Сто долларов чаевых! На чьи деньги вы играли?
– Ой, простите, – спохватился Римо. – Черт побери, я чуть не забыл. – Он вынул из кармана пачку денег и отсчитал две тысячи. – На ваши, – невозмутимо сказал он. – Вот, возьмите.
Смит ощупал пустой карман и взял деньга без излишних комментариев. Он решил переменить предмет беседы.
– Вы, вероятно, удивлены, что я встретился с вами напрямую, без соблюдения обычной процедуры.
Именно этим Римо и был удивлен. Первым шагом
Затем из одной из кабинок ему протянут бумажник. Он обязан первым делом проверить, цела ли на нем печать. Если нет, он должен убить человека, протянувшего ему бумажник. А если цела, Римо следует отдать ему свой бумажник и уйти. При этом человек в туалете не должен увидеть его лицо. Потом ему надо открыть бумажник и получить не только новые документы, но и инструкцию, где ему встретиться со Смитом.
На этот раз Смит впервые вышел на личный контакт с ним.
– Да, меня это удивляет.
– Ладно, у меня нет времени обсуждать этот вопрос. Вам предстоит встретить одну китаянку в аэропорту Дорваль в Монреале. Ваша легенда следующая: вы ее телохранитель, приставленный к ней секретными службами Соединенных Штатов. Вы будете постоянно при ней, пока она занимается поисками генерала Лю. Поможете ей найти его, если сможете. На все это осталось шесть дней. Когда вы найдете генерала Лю, вы будете охранять его жизнь, пока оба они не вернутся благополучно в Китай.
– И дальше?
– Что дальше?
– В чем заключается мое задание?
– Это и есть ваше задание.
– Но меня не готовили к работе телохранителя. Это не входит в мои функции.
– Я знаю.
– Но ведь именно вы постоянно подчеркивали, что я должен делать только то, что входит в мои функции. Вы сами говорили, что если я захочу сделать для правительства еще что-то, мне лучше всего вызваться помочь городским ассенизаторам. Это ваше выражение.
– Я помню.
– Доктор Смит, все это ужасно глупо. Непрофессионально.
– В некотором смысле, да.
– В каком смысле – нет?
– В том смысле, что мы находимся всего в нескольких шагах от мира. Прочного и продолжительного мира для всего человечества.
– Это еще не причина изменять мои функции.
– Это решать не вам.
– Это самый легкий и самый вонючий способ убрать меня.
Смит не отреагировал на это высказывание.
– Вот еще что, – произнес он.
– Что еще?
Рев труб затих и уступил место более тихой и нежной мелодии, сопровождающей новый поворот в процессе раздевания на сцене. Двое мужчин за столом внимательно следили за ходом шоу. Они молчали, ожидая, пока трубы заревут снова.
– Чиуна
– Извините, доктор Смит, но это меняет дело. Это невозможно. Чиуна я взять с собой не могу. Во всяком случае, ни на какое задание, связанное с Китаем. Ой ненавидит китайцев почти так же сильно, как и японцев.
– И все же он профессионал. И был профессионалом с самого детства.
– Он был также и корейцем из деревин Синанджу с самого детства, Я никогда раньше не замечал, что он кого-то ненавидит – до тех пор, пока не было объявлено о предстоящем визите китайского премьера в США. Но я вижу его ненависть сейчас, хотя помню, как он сам учил меня, что гнев плохо сказывается на профессионализме. – Слово «непрофессионализм» в словаре Римо было одним из самых ругательных. Когда твоя жизнь зависит от правильности каждого шага, непрофессионализм становится поистине смертным грехом.
– Послушайте, – отмахнулся Смит, – азиаты всегда дерутся друг с другом.
– Это их от кого-то отличает?
– Ладно, ладно. Но ведь люди его клана состояли на службе у китайцев многие столетия.
– И он их ненавидят.
– И все же принимал их деньги.
– Вы хотите убрать меня. До сих пор вам это не удавалось. Но рано или поздно вы это сделаете.
– Вы беретесь за задание?
Римо помолчал немного, пока новые ладно скроенные бюсты на ладно скроенных бедрах под ладно скроенными юными лицами строем выходили на сцену для участия в каком-то новом, геометрически правильном танце под медный рев труб.
– Итак? – переспросил Смит.
Они берут человеческое тело, прекрасное человеческое тело, упаковывают его в блестки, в неоновые огни, в шумовое сопровождение, заставляют маршировать, и все это выглядит препохабно. Они пытаются угодить самым низменным вкусам, и это им удается на все сто процентов. И за всю эту грязь он должен отдавать свою жизнь?
Или, может быть, за свободу слова? Должен ли он встать по стойке «смирно» и отсалютовать этому знамени? Он вовсе не желал слушать тот бред, который несли все эти политики, ораторы и проповедники. Все эти Джерри Рубины, Эбби Хоффманы и преподобные Макинтайры.
И что такого ценного в свободе слова? Его жизнь стоит больше, чем весь их треп. А конституция? Это просто набор словесной шелухи, которой он никогда особо не доверял.
Он – и в этом заключалась тайна Римо – готов был жить за КЮРЕ, но отнюдь не умирать за эту организацию. Умирать глупо. Именно поэтому, на людей, которым предстоит умереть, напяливают военную форму, и заставляют оркестры играть марши. Видели вы когда-нибудь, чтобы люди под звуки марша шли в спальню или в ресторан, где их ждет прекрасный ужин?