Китайская мифология. Энциклопедия
Шрифт:
Божества даосов (XV в.).
С известной уверенностью можно утверждать, что во главе пантеона даосов стояла великая триада Сань хуан, то есть «три государя». В древнем Китае к Сань хуан причисляли богов Нюйва, Фуси и Шэньнуна; впрочем, имелись и другие варианты триады, неизменным членом которой оставался лишь Фуси, а в его «товарищах» выступали и Суйжэнь (легендарный изобретатель огня), и бог вод Гунгун, и бог пламени Чжужун. В даосизме первоначально сложилось представление о «трех единственных» — абстрактных божествах, олицетворявших, подобно древнеиранским Ахура-Мазде и Амеша Спента, некие трансцеденции: к «трем единственным» (Сань и) относили небесное начало Тянь-и, земное начало Ди-и и высшее начало Тай-и. Последнее божество, как комментирует Б. Л. Рифтин, «в даосских сочинениях выступало отцом Дао, предшествующим небу и земле, находящимся над всеми девятью небесами, в великой чистоте. Это — некое первоначальное дыхание, дающее миру и всем существам жизнь. Несмотря на такое абстрактное понимание, божество описывали как существо с телом петуха и человеческой головой».
Несложно предположить, что Тай-и и подобные ему «умозрительные» боги оставались божествами философских и алхимических трактатов; в народном же даосизме, который с течением времени приобретал
56
Эти «поздние» владыки отождествлялись соответственно с Фуси, Нюйва и Шэньнуном. У двух первых змеиные тела и человеческие головы, а у третьего тело человека и голова быка.
Дальнейшая «конкретизация» абстрактных представлений о властителях Сань хуан привела к тому, что великую триаду стали составлять не «умозрительные» божества, а легендарные обожествленные предки — Лаоцзы, Хуанди и Паньгу; позднее место Хуанди занял Нефритовый император Юйди (или Юйхуан шанди). Лаоцзы в этой триаде иногда звался именем Лаоцзюнь Тайшань — властитель священной горы Тайшань, а Паньгу вытесняли такие боги, как Тай-ши или Тай-и.
Принадлежность Паньгу к даосской великой триаде Сань хуан, очевидно, объясняется тем, что культ этого божества как творца мироздания широко распространился в народном даосизме. Нетрудно объяснить и принадлежность к этой триаде Лаоцзы — родоначальника учения даосов. А вот присутствие в триаде Сань хуан Желтого предка Хуанди вызывает некоторое недоумение. Конфуцианская традиция, как говорилось в предыдущей главе, превратила древнего небесного бога в мифического первопредка, культурного героя, изобретателя одежды, стрел, лука, иероглифической письменности и календаря, мудрого правителя, олицетворявшего собой «золотой век». Даосы, вероятнее всего, обратились к мифам о Хуанди, культ которого сохранял широкую популярность, в поисках «инструмента» для распространения своего учения. Они «вернули» Хуанди божественность и провозгласили его первым бессмертным, который постиг Дао и улетел на драконе на небеса, а также покровителем даосского учения наряду с Лаоцзы. Это представление со временем стало широко известным, и, к примеру, у Сыма Цяня говорится, что даосские философы «изучали учение Хуан-Лао (то есть Хуанди и Лаоцзы. — Ред.) о Дао и Дэ».
Лаоцзы с символами Инь и Ян. Китайская народная картина.
В трактате «Хуайнаньцзы» о временах правления Хуанди говорится: «Некогда Желтый предок управлял Поднебесной, а помогали ему Лиму и Тайшань-цзи. Они упорядочили движение солнца и луны, урегулировали [чередование] эфира Инь и Ян, расчленили границы четырех сезонов, определили календарный счет, провели различие между мужчиной и женщиной, обозначили разницу между самками и самцами, внесли ясность в положение высших и низших, установили деление на благородных и худородных, повелели сильным не нападать на слабых, многим не чинить бесчинств над немногими. И тогда народ сохранял свою жизнь и не умирал преждевременно. Урожай вовремя созревал и не было стихийных бедствий. Все чиновники были справедливы и не знали корысти. Высшие и низшие жили в гармонии, и никто не превосходил другого. Законы и распоряжения были ясны и не было в них темного. Советники и приближенные радели об общем благе и не разделялись на партии. Владельцы полей не покушались на чужие межи, рыбаки не боролись за излучины, на дорогах не отнимали чужих вещей, на рынках торговали без запроса, крепостные и городские стены не запирались, а в городах не было разбойников и воров. Небогатые люди уступали друг другу свое имущество, а собаки и свиньи выблевывали бобы и зерно на дорогу. И не было в сердцах злобного соперничества. Тогда солнце и луна были кристально ясны, звезды и созвездия не сбивались в движении, ветры и дожди приходили вовремя, злаки вызревали, тигры и волки зря не кусались, хищные птицы зря не нападали. Фениксы спускались на подворье, единороги бродили в предместьях, сине-зеленого дракона впрягали в упряжку, фэйхуан (вид феникса. — Ред.) мирно склонялся над кормушкой, северные варвары не смели не прийти с данью». Трактат «Чжуанцзы» лаконично сообщает: «В старину Желтый предок встревожил сердца милосердием и справедливостью» — и вкладывает в уста Хуанди такое изложение сути учения о Дао: «Мелодию я начал со страха, страх и вызывает наваждение. Затем я снова заиграл ленивее, ты предался бездействию, поэтому все и отступило. В заключение же я вызвал смятение. От смятения приходят к омрачению, от омрачения — к Пути. Путем можно наполниться и с ним пребывать».
Боги трех религий. Бумажная икона (мачжи) (XX в.).
В позднем даосизме Хуанди уступил место во главе пантеона Нефритовому (или Яшмовому) императору Юйди. Яшма с архаических времен считалась в Китае воплощением «предельного Ян», «семенем дракона» в земле. Китайцы верили также, что звучание яшмы
57
По замечанию Б. Л. Рифтина, образ Юйди, вероятно, сложился под определенным влиянием образа индийского громовника Индры (кит. Шиди), культ которого проник в Китай с буддизмом.
Как синкретическая фигура, Юйди «унаследовал» многое от своих предшественников во главе пантеона. В частности, легенда о его рождении заставляет вспомнить многочисленные упоминания о подобных случаях в «Каталоге гор и морей», а дидактический финал этой легенды представляет собой явный результат мифотворчества даосов. Согласно легенде, Нефритовый император — сын царицы некоего малого царства. Женщина долгое время не имела детей и молила Небо о милосердии. Однажды ночью ей привиделся сон: с небес к ней спустился бог Тайшань (или Лаоцзы) на пятицветном драконе. В руках у него был ребенок. Обрадовавшись, женщина попросила Тайшаня отдать младенца ей. Проснувшись, она обнаружила, что беременна. Через год родился мальчик. Став взрослым, он занял трон отца, покрыл свое имя славой, но потом ушел в горы, сделался отшельником и достиг бессмертия, после чего своими добродетелями и заслужил право занять Яшмовый престол в небесном дворце.
Впрочем, другая легенда, более ранней эпохи Сун, гласит, что некогда жил человек, владевший искусством магии и отличавшийся дурным поведением. После смерти он раскаялся и исправился и со временем был провозглашен Нефритовым императором, а затем явился в вещем сне одному из «земных» императоров, после чего его культ был объявлен государственным.
Три совершенных государя-первопредка. Китайская народная картина из коллекции академика В. М. Алексеева. Верхний ряд (слева направо): Хуанди, Фуси, Шэньнун. Внизу: духи-помощники.
Как пишет Л. С. Васильев, «Юйхуан шанди стал одним из наиболее видных и популярных божеств в стране и в народе. Его стали почитать в качестве главы всекитайского пантеона, причем даосы и буддисты боролись за то, чтобы считать его по происхождению „своим“. Видимо, именно в ходе этой борьбы стали рождаться новые легенды о происхождении Юйхуана. И, судя по всему, верх одержали даосы, которые объявили Юйхуана своим высшим божеством, а даосского патриарха — его земным наместником и пророком».
Главенство Юйди в пантеоне иногда подвергалось сомнениям, а на культ этого божества устраивались гонения — прежде всего, по политическим соображениям. Так, в эпоху Мин (XIV–XVI вв.) культ Юйди был фактически отменен, а в эпоху Цин (XVII–XX вв.) — официально запрещен как еретический. Однако в народе поклонение Нефритовому императору сохранялось, день рождения божества — 9-е число 1-го месяца года — торжественно отмечался в городских храмах и в домашней обстановке.
Третьим членом даосской великой триады богов, наряду с Хуанди (Юйди) и Паньгу, считался основоположник даосизма Лаоцзы. Имя этого полулегендарного [58] философа можно перевести как «Старый ребенок»; существует легенда, объясняющая происхождение его имени. Согласно этой легенде, Лаоцзы провел в утробе матери несколько десятков лет (или даже 81 год) и родился уже седым старцем; причем зачат он был от пятицветной жемчужины, в которой была сконцентрирована космическая энергия Ци и которую проглотила его мать. Существует и множество других легенд о жизни, поступках и словах Лаоцзы, и все они говорят о его особом положении среди людей — особом настолько, что даже «совершенномудрый» Конфуций считал себя обязанным учиться у «Старого ребенка». В «Исторических записках» Сыма Цяня этот эпизод описан так: «Конфуций отправился в Чжоу, чтобы осведомиться о ритуале у Лаоцзы. Лаоцзы сказал: „Того, о чем вы спрашиваете, уже почти не осталось. Так от человека остается гниющий труп и [когда-то] произнесенные речи. К этому добавлю: в благоприятные времена совершенномудрый разъезжает на колеснице, а в неблагоприятные — ходит пешком с тяжкой поклажей. Я слышал, что хороший торговец прячет подальше [свои товары], как будто [у него] ничего нет, а совершенномудрый, обладающий многими добродетелями, внешне стремится выглядеть глуповатым. Отбросьте вашу заносчивость и необузданные желания, [откажитесь] от напыщенных манер и низменных страстей — все это не принесет вам пользы. Вот и все, что я хочу вам сказать“. [Конфуций] ушел [и] сказал ученикам: „Я знаю, что птица умеет летать, что рыба умеет плавать, а дикий зверь умеет бегать. Бегающих можно поймать в капкан, плавающих выловить сетью, летающих сбить стрелой. Что же касается дракона, то я не могу понять, как он, оседлав ветер и пронзая облака, устремляется к небесам. Я сегодня виделся с Лаоцзы, который подобен дракону!“» В эпоху острого соперничества даосизма с буддизмом появилась легенда о том, что Лаоцзы побывал в Индии и чудесным образом оплодотворил спавшую мать принца Гаутамы, вследствие чего на свет родился Будда. [59] По замечанию Л. С. Васильева, «все эти легенды и описания встреч построены и поданы таким образом, что очень напоминают намеренные интерполяции и потому не заслуживают большого доверия». (Впрочем, это точка зрения ученого; применительно к божественному статусу той или иной фигуры единственным критерием истинности может служить — и служит — только вера.) Так или иначе, культ Лаоцзы сложился уже в раннем даосизме, и основоположник даосского учения был признан одним из верховных божеств пантеона.
58
В отличие от Конфуция, историческая реальность которого не подлежит сомнению.
59
В царствование монгольского хана Хубилая (XIII в.) китайские буддисты добились указа о запрещении и сожжении книги «Лаоцзы обращает варваров», в которой излагалась эта легенда.
Широко известно предание об отъезде Лаоцзы «на запад», случившемся в конце долгой, почти двухсотлетней жизни мудреца. По этому преданию, начальник пограничной заставы обратился к Лаоцзы с просьбой оставить по себе на память хоть что-нибудь. И Лаоцзы, вняв просьбе, оставил трактат «Дао Дэ Цзин», «Книгу о Дао и Дэ»; записанная на бамбуковых планках, она занимала три телеги и составляла 5000 иероглифов.
В отличие от боговдохновленных Библии и Корана, трактат «Дао Дэ Цзин» не является священной книгой; это философский трактат, пусть и составленный божественным (или обожествленным) существом. В нем не содержится ни божественных заповедей, ни предписаний Ритуала (в конфуцианском смысле этого термина); это «всего лишь», по выражению французского синолога А. Масперо, размышления «меланхолического мистика». Тем не менее этот трактат стал идеологической основой философского и — позднее — религиозного даосизма (или сянь-даосизма, то есть даосизма, связанного с поисками бессмертия).