Китайские миллионы

Львов Аркадий Львович

Так же любезны были и японцы, и потому неудивительно, что через четверть часа они сидели в кабине Жака Бредуйля, рядом с почтовым отделением, и пили сперва виски с содовой водой, потом шерри-коблер, затем абсент перед вторым завтраком, шамбертен и кло-де-вужо…

После завтрака в кабине к кофе были ликеры, а японцы настояли на том, чтобы первое знакомство учителя с учениками было вспрыснуто, по французскому обычаю, бутылкой Grand Vin… Время между lunch’ом и обедом прошло «в приятной беседе», точнее — в беспрерывном рассказывании анекдотов скабрезного содержания, репертуар которых у Жака Бредуйля

был колоссален. За обедом пили еще, и француз-учитель не помнил наутро, когда именно он простился с японцами-учениками. В почтовое отделение в этот день они и не заглядывали.

Во второй день пути японцы завтракали и обедали в кают-компании, но в промежутках весь день провели с Бредуйлем, который страдал «катцен-ямером», усиленно пил содовую воду и читал японцам «почтовую инструкцию» для почтово-пароходных чиновников. Вечером, однако, после обеда, в кабине Бредуйля было вновь выпито очень много, так что на третий день, когда японцы явились к нему, у него «лопалась голова», по его выражению.

— Жаль, — заметил Моту, — завтра ведь мы высаживаемся в Банкоке, а нам надо со многим еще ознакомиться.

— Это пустяки, — я сейчас буду здоров, — возразил Бредуйль, и явившемуся на звонок бою приказал принести коньяку с содовой водой… Одной рюмки оказалось мало, и вскоре рядом с сифоном стояла бутылка мартеля, к которой Бредуйль и японцы усердно прикладывались.

Бредуйль оживился и бойко, перескакивая с одного предмета на другой, стал показывать японцам книги регистров и контроля. В этом занятии прошло время до lunch’а, который компанией был съеден в кабинете Бредуйля и запит тремя бутылками старого бургундского. — «Вот учеников Бог послал, — думал полупьяный Бредуйль, — и откуда у этих чертей такие деньги».

— Ну, теперь ознакомьте нас с упаковкой, — попросил Моту.

— Прекрасно! Выбирайте любой из этих кожаных мешков, лежащих в углу, они все одинаково запакованы. Да вот берите хоть этот, побольше который, английский.

Моту и Гата-Ми подняли большой мешок и перенесли его из почтового отделения в кабину Бредуйля, «где стол был больше и распаковывать было удобнее» как заметил Моту… Из почтового отделения на палубу выходило маленькое окно, через которое пассажиры всегда могли видеть, что происходит в отделении, — это неудобство по достоинству оценено было Моту.

Бредуйль показал, как снимается печать, как пропускается цепочка через петли, как открывается замок, а затем стал вынимать пакеты, перевязанные шпагатом, под которыми сверху просунуты были препроводительные ведомости… Один пакет направлялся в Цейлон, другой в Суэц, третий в Бирмингам и т. д. Моту остановился на большом пакете, идущем в Лондон.

— Ну, из пакетов рассмотрим хоть этот, — заметил он.

— All right! — ответил Бредуйль, копируя англичанина.

— Видите, — продолжал он, — в этом большом пакете заключаются, судя по препроводительной ведомости, 43 пакета, каждый под номером, который повторяется в ведомости: вот ищите: № 7, например, «Английскому государственному банку»; № 16, что ли, — «Банку Раулинсона и К°»; № 21, — «Министерству иностранных дел»; № 33 — «Министерству колоний» и т. д.

Моту остановился на последнем и заметил: «Да, здесь направо в углу намечено красными чернилами № 33, но внизу

налево имеется ряд номеров».

— А это уже дело отправителя, который опять-таки в одном пакете может отправить несколько бумаг. Мы отвечаем только за пакет такой-то, а не за его содержимое, которое проверять мы и не смеем. Чья печать на нем?

— Англо-китайского банка, — прочел Моту и вздрогнул: он был у цели.

— Ну, у этих с министерством колоний и иностранных дел всегда большая переписка.

— Я думаю, — широко улыбнулся Моту, — что оценив по достоинству аккуратность этой английской упаковки, нам следует по английскому обычаю провозгласить тост в честь королевы. А, что вы думаете?

— Конечно, а потом… в честь французской республики? — воскликнул Бредуйль.

— Прекрасно, только за королеву выпьем чего-нибудь английского, а за республику — шампанского, — добавил Моту.

— Чего же английского? Портеру, элю?

— Нет, сегодня холодно что-то. Попробуем виски с горячей водой? — предложил Моту.

— Идет!

Позвонили. Бой принес целый кувшин горячей воды, лимон, сахар и бутылку виски, и Моту стал приготовлять напиток.

— Ой! — вскрикнул вдруг Гата-Ми и стал чесать себе икру. Он быстро проговорил что-то Моту.

— Его что-то больно укусило, — объяснил тот.

— Покажите, покажите! Заверните брюки и сапог снимите! — захлопотал Бредуйль и стал помогать Гата-Ми. В это время Моту за спиной его спокойно вытащил из нагрудного кармана маленькую пробирку, высыпал ее содержимое в один из стаканов с грогом и спрятал назад пустую пробирку, после чего посмотрел на оголенную икру Гата-Ми, где ясно виднелся укол.

— Пустое, — воскликнул он, — блоха укусила, — вот и все. Берите, господа, стаканы, — и передавая стакан с грогом и порошком Бредуйлю, стал напевать «God save the queen…»

Бредуйль и Гата-Ми захохотали и стали тянуть грог.

Весело болтая, Бредуйль стал учить японцев, как заделывать мешок, но не успел он кончить операции, как голова его склонилась на стол, и он брякнулся на стул.

Моту и Гата-Ми взглянули друг на друга и молча простояли минут пять.

Потолкав Бредуйля и убедившись, что он спит как убитый, Моту заговорил:

— Замечательно натурально крикнул ты!

— Еще бы, — я полбулавки запусти л в икру… — ответил тот.

— А теперь за дело!

Пока Моту опять разделывал кожаный мешок, Гата-Ми, заперев двери, достал из кармана спиртовую машинку для щипцов, из другого — маленькую ванночку, кукольную, налил в нее горячей воды, уставил на машинке и зажег спирт. Моту уже достал пакет Англо-китайского банка, адресованный в министерство колоний. Через две-три минуты из ванночки повалил пар, и Моту дрожащими руками стал поводить пакет над паром… Облатка с печатью отстала моментально, а за ней без труда отклеился и борт конверта. В нем лежало пять бумаг разнообразного, но неинтересного для Моту содержания, и конверт с надписью «№ 1047. Конфиденциально. Его превосходительству господину министру». Моту быстро опустил в карман этот конверт и вновь заклеил пакет и прилепил облатку. Затем он достал два флакончика с какими-то жидкостями и быстро вытравил № 1047, стоявший последним из шести номеров, значащихся на пакете под почтовым номером 33.