Китайские народные сказки

Автор неизвестен

Тут темнеть стало. Хотел было Лю Юн-цзюнь место себе для ночлега отыскать, вдруг смотрит: пещера каменная, в пещере кровать, из веток плетенная. Обрадовался юноша, вошел, а птичка малая банчуйняо кричит с дерева, надрывается:

–  Цюй бу дэ, цюй бу дэ, не ходи, не ходи! Там гнездо змеиное.

Выскочил юноша из пещеры, смотрит: кровать плетеная вся рассыпалась, красные языки из нее повысовывались. Да как много! Оказывается, кровать не из веток - из змей сплетена была. Ждали они, пока юноша ляжет, чтоб до смерти его изжалить, да спасла его птаха малая банчуйняо. Вскочил Юн-цзюнь на коня, другое место для ночлега искать отправился.

Едет, едет, смотрит - ствол старого дерева

впереди. Диковинным он юноше показался. Голый-преголый, ни веточки на нем, ни листика, а где ствол надвое делится - доска поперек лежит. Вот бы, думает юноша, на нее улечься спать, куда как спокойно. Только хотел он коня привязать, наверх залезть, вдруг слышит - сорока стрекочет:

–  Чак-чак-чак, наверх не лезь! Чак-чак-чак! В старом дереве ждет смерть! Чак-чак-чак!

Смекнул тут Лю Юн-цзюнь, в чем дело. Быстро от дерева отбежал. Закачалось вдруг дерево, вместе с доской исчезло, оказалось - не дерево это вовсе, а удав. Ствол - его тело, развилка на стволе - пасть разинутая, доска на развилке - язык огромный. Улегся бы юноша спать на доску, проскочил бы прямо удаву в пасть.

Подумать и то страшно! Хлестнул Лю Юн-цзюнь коня, прочь помчался, удав - за ним. Натянул юноша тетиву. стрелу пустил, насмерть поразил удава. Колотится у юноши сердце, сразу смекнул, что это царь змеиный удава на него наслал. Убил юноша удава, вперед скачет, не обернется - место для ночлега ищет. Смотрит: дом впереди, ворота широко распахнуты, в доме темным-темно. У дверей с каждой стороны по окошку, в окошках фонари ярко-красные. Думает юноша: откуда в этих горах глухих дому взяться, коли человеческая нога здесь никогда не ступала? Опять небось царь Змеиный ловушку приготовил. Хлестнул коня, прочь поскакал.

Уж до того наездился Лю Юн-цзюнь, что и сам он и конь того и гляди от усталости свалятся, а так и не нашел, где бы переночевать можно было. Загрустил юноша, вдруг откуда ни возьмись олененок встал перед конем, шею вытянул, уши навострил, веселый такой, как закричит:

–  Цю-цю-цю, цю-цю-цю! Не печалься, есть ночлег, цю-цю-цю, есть ночлег!

Бежит олененок впереди, Лю Юн-цзюнь коня погоняет, за ним следом едет. Вскорости к горному склону подъехали, под горой речка широкая течет, у берега отмель песчаная чистая. Прибежал олененок к речке, песок с копыт отряхнул, говорит:

–  Не печалься, не тревожься, ляг да спи! Не печалься, не тревожься, ляг да спи!

Слез юноша с коня, на песок лег и вмиг уснул. Так притомился, что и не слышит ничего. Долго спал, а как проснулся, смотрит: лежит он на спине у огромной рыбины. Она его на самую середину реки вывезла и против течения плывет. Испугался юноша, хотел лук да стрелы приладить, спрашивает:

–  Рыба, рыбина, чего тебе от меня надобно?

Подняла рыбина голову, заходила, заиграла на ней чешуя. Смекнул тут юноша, что не отмель это песчаная, а чешуя рыбья.

Отвечает рыбина, да так ласково:

–  Положи, добрый юноша, лук, убери стрелы, отвезу я тебя к осыпи красной. Убери стрелы, положи лук, я тебе помогу гадов ядовитых одолеть, чтобы яд в реку больше не пускали, мою родню не отравляли!

Отлегло у юноши от сердца. Убрал он лук да стрелы, на ноги встал, коня под уздцы держит, на рыбьей спине плывет. Расправила рыба плавники, хвостом вильнула, с попутным ветром вперед устремилась, волны разрезает. Вот и осыпь красная. Соскочил юноша с рыбьей спины на берег, коня крепко-накрепко привязал, сам в траве схоронился, вперед глядит. Видит - скала огненно-красная прямо в небо воткнулась. А вокруг осыпь каменная, дым густой да огонь свирепый. Из-за огня два удава огромных головы высовывают, все четыре стороны оглядывают. Понял юноша, что один из них и сгубил

отца его да деда. Досадно юноше, что не может он одним махом удавов убить: так пламя бушует, что к ним и не подступишься. Стрелок он меткий, да чересчур далеко осыпь, из лука не достанешь. Растревожился юноша, а придумать ничего не может. Вдруг вспомнил, что мальчик на ослике ему говорил: только в Праздник дракона в самый полдень можно месть совершить. Смотрит юноша на солнце, ждет терпеливо. Идет время - капля за каплей падает, солнце по небу медленно-медленно движется. Вот тень от деревьев прямехонько на юг повернула, вдруг небо все черными тучами покрылось, гром громыхает, дождь на землю падает. Такой случай раз в тысячу лет бывает. Принялся тут юноша стрелы ядом мазать, вскочил на коня, к красной осыпи помчался, голова вся в поту, у коня круп словно водой облит. Скачут они, скачут, а до осыпи все еще далеко - не долетят стрелы. Тут как раз полдень миновал, небо опять ясным стало, дождь не льет, гром не гремит. Проснулись удавы, царь да царица, поняли, что мститель пришел, глаза выпучили, на все четыре стороны глядят. Увидали, что Лю Юн-цзюнь лук натянул, прямо на них мчится, как заорут, как закричат:

–  Ах ты, раб, за смертью, что ли, пришел!

А Лю Юн-цзюнь на коне сидит, не шелохнется, грудь выпятил, плечи могучие расправил, натянул лук и отвечает храбро:

–  Это ты, царь-удав, моего деда убил, это ты отца моего сгубил. Отомщу я тебе нынче!

Усмехнулись холодно царь да царица и говорят:

–  Эй ты, волосатый мальчишка, какие такие за тобой водятся таланты, что осмелился ты явиться нам мстить? Да тебя, пожалуй, не хватит, чтоб нам дырки между зубами заткнуть. Испокон веку Чанбайшань - гора змеиная, змеиной и останется. Кто позарится на нее, того не пощадим, с корнем, как траву, выдернем.

Перевернулся тут царь змеиный, голову с осыпи свесил вниз, после сам наземь упал, чуть не пол-леса придавил. Затрещало все вокруг, аж горы задрожали. Перевернулась царица змеиная, голову с осыпи вниз свесила, в реку свалилась. Загрохотало вокруг, вода в реке до самой середины горы поднялась. А Лю Юн-цзюнь хоть бы чуточку испугался! Наоборот - еще сильней коня погоняет, птицей вперед летит. Мчатся ему навстречу цари-удавы, кричат:

–  Напьемся мы твоей кровушки, мяса твоего отведаем, косточки твои разгрызем.

Отвечает им храбрый юноша громким голосом:

–  Вспорю я вам брюхо, кожу сдеру, глаза вырву, чтоб жемчужины добыть, которые в ночи светятся.

Не стали змеи дожидаться, пока юноша стрелы пустит, пасти разинули, собрались юношу отравить духом зловонным, ядовитым. Да налетел тут ветер буйный, листья с деревьев сдул, по небу их плясать пустил. Укрыли листья старой березы все небо, солнце спрятали, змеям глаза застлали, ничего не видят змеи.

Растревожились тут царь да царица, поскорей уши выставили, услышим, думают, с какой стороны Лю Юн-цзюнь придет, дух ядовитый на него выпустим. А тут откуда ни возьмись вороны налетели - туча целая, как стали каркать, по всей горе только и слышно: кар-кар-кар! Кар-кар-кар!

Пуще прежнего цари змеиные растревожились, думали хвостами взмахнуть, юношу насмерть прихлопнуть. А хвосты их лоза старая тысячелетняя давным-давно крепко-накрепко к земле привязала. Настиг тут Лю Юн-цзюнь удавов. Положил на тетиву две стрелы, разом запели стрелы: coy, coy, царю да царице змеиным прямехонько в головы угодили. Стали змеи от боли по земле кататься, будто жернова каменные, весь лес измололи, с землей сровняли. После о красную осыпь каменную биться начали. Загрохотало все вокруг, понеслась осыпь каменная вниз, удавы так и остались на земле лежать. Стрелы свои юноша ядом намазал, вот и подохли удавы.