Киви
Шрифт:
Следя за полетом кеа над плоскогорьем,
Рассеченным руслами рек, глядя на то,
Как золотятся, отливая металлом, холмы
И медные крылья разбойника-птицы,
Я карабкалась вверх, на покрытую снегом вершину…
писала Робин Хайд, воспевавшая в своих стихах красоту родной природы.
До этих мест, которые кажутся новозеландцам далекими и богом забытыми, не
Наш немало потрудившийся на своем веку форд вдруг заупрямился. Мотор стал чихать, и по встревоженному лицу Киса мы поняли, что без посторонней помощникам не обойтись. Мы пытались приободрить нашего заботливого друга, говоря, что ведь в конце концов находимся всего в каких-нибудь 30 милях от Крайстчерча, но он грустно покачал головой.
— Здесь уж очень пустынно, — сказал он. — Мы еще чего доброго можем всерьез застрять. Вы ведь заметили, что за последний час нам не встретилось ни одной машины.
Помощь, однако, пришла очень скоро в лице тринадцатилетнего веснушчатого новозеландца, неожиданно выпрыгнувшего на дорогу из кустов на обочине.
— У вас, кажется, что-то приключилось с машиной? — дружелюбно спросил он. — Не беспокойтесь. Здесь совсем близко бензоколонка, на которой работает мой отец. Сейчас она закрыта, но я сбегаю, позову его.
Мальчик вприпрыжку побежал вперед и исчез за поворотом, а наш форд с приободрившимся Кисом за рулем «шагом» последовал за ним.
Неисправность мотора оказалась не столь серьезной, но пока отец мальчика возился с машиной, мы успели побеседовать с нашим «спасителем».
Он был в восторге от того, что мы из Советского Союза. Ведь ему никогда в жизни не приходилось видеть ни одного русского.
— А вы случайно не космонавты? — спросил мальчик с надеждой в голосе.
Наш ответ его немного разочаровал, и мы поспешили сказать, что нам посчастливилось видеть некоторых из них. Это заметно подняло настроение юного новозеландца. Чувствовалось, что мы выросли в его глазах.
Значок с изображением спутника, который мы ему подарили, окончательно скрепил нашу дружбу.
Через сорок минут мы уже были в Крайстчерче.
СНОВА В ОКЛЕНДЕ
УДИВИТЕЛЬНАЯ вещь слава! Она приходит к человеку неисповедимыми путями. 5 ноября 1605 года правоверный католик по имени Гай Фоукс предпринимает неудачную попытку взорвать английский парламент, рассчитывая убить короля Якова I, подвергавшего католиков жестоким преследованиям. За эту попытку Гай Фоукс расплачивается головой, но зато ему суждена долгая! жизнь в памяти потомков.
Он и не подозревает о существовании Новой Зеландии, однако теперь, три с половиной века спустя, новозеландские дети с радостным волнением произносят его имя, и ежегодно за несколько недель до 5 ноября, когда здесь, как и в Англии, отмечается день Гая Фоукса, запасаются бенгальскими огнями, шутихами, ракетами, «итальянскими свечами», «мельницами» и прочими чудесами пиротехники.
Гаю Фоуксу в свое время не повезло. Ему и его сообщникам не удалось устроить «фейерверк», для которого они заготовили тридцать
Так случилось, что мы вернулись в Окленд как раз 5 ноября, но за множеством дел, которыми был заполнен день, совершенно не заметили, что город готовится к какому-то торжеству. Да, по правде говоря, нам и в голову не могло прийти, что в Новой Зеландии не забыт Гай Фоукс и его провалившийся заговор.
Но вечером, возвращаясь в сопровождении Этола Морриса в его гостеприимный дом, который служил нам пристанищем в Окленде, мы обратили внимание, что на обычно тихой улице и на лужайках перед домами царило необычайное оживление. Хотя моросил дождь, повсюду сновали детские фигурки с накинутыми на головы плащами, кусками брезента или просто бумаги; слышались крики, веселый смех, урезонивающие голоса взрослых.
Не меньшее оживление застали мы и в доме Этола. Дверь была раскрыта настежь, и через нее, не обращая внимания на дождь, то вбегали, то вновь выбегали дети Этола, их приятели и подружки. Пол на веранде и в комнатах был весь в грязных следах.
Вышедшая нам навстречу Пэт, жена Этола, беспомощно развела руками.
— Ну как, — улыбнулся Этол, — пожарников еще не пришлось вызывать?
— Нет, но на всякий случай я сижу у телефона.
— Вы, наверное, недоумеваете, — сказал Этол, обращаясь к нам. — Но ведь сегодня день Гая Фоукса. То, что вы сейчас видите, — последние лихорадочные приготовления перед началом «канонады». Это повторяется из года в год. Приходится терпеть. Когда я был мальчишкой, со мной то же самое творилось, тоже сходил с ума от восторга.
Через полчаса, когда уже совсем стемнело, дети вытащили нас на веранду. По-прежнему шел дождь. С веранды (дом Этола стоит на пригорке) было видно несколько прилегающих кварталов. Неожиданно где-то возле соседнего дома раздался сильный хлопок, и вверх понеслась ракета, оставляя за собой яркий след из разноцветных искр. Это словно послужило сигналом. Не успела она погаснуть, как со всех сторон стали взлетать в небо одна за другой десятки ракет. На расположенной под нами улице, разбрасывая вокруг пучки искр, прыгали шутихи и с шипением гасли. Вблизи домов завертелись огненные Волчки. Крыши озарялись мгновенными вспышками, небо то и дело прочерчивали яркие светящиеся полосы. Со всех сторон доносились восторженные крики детей.
— Сегодня дождь помешал. В хорошую погоду не то еще бывает! — сказал Этол. — А главное, чучела отсырели. Ведь в этот день ребята сжигают сотни соломенных Гаев Фоуксов.
— А почему вот там все тихо и темно, никакого Веселья? — спросили мы, указывая на конец улицы, где, как мы заметили, за весь вечер не взлетела ни одна ракета.
— Что вы! — засмеялась Пэт. — Там католическая церковь, вы же видели. А в кварталах вокруг нее живут католики. Их дети чувствуют себя сегодня очень несчастными. Родители запрещают им участвовать в фейерверка Ведь, как вы знаете, бедный Гай Фоукс был католиком