Клад стервятника

Зорич Александр

— А Кибера ты зачем?…

— Никто знать не должен… И тебя убил бы… но ты ж молчать умеешь… коллега… Луч, я всё ещё… наш… всех, кто идёт… кого увижу, валю… не пускаю в центр… никого… Только у меня потребность… теперь есть… вот… Кровь мне пить надо… чтоб… жить.

— Как же ты в таком состоянии говоришь с потенциалами?! Они же тебя даже не видят…

— А они и… не увидят… Правильные… не увидят… и неправильные не увидят… Мёртвые все… наше дело не пускать… мы не пускаем… Вот так и… живём… Если что, на Болоте я… Среди своих буду… Там мне… лучше… Сыро… телу легче, когда влага… Не так ноет… Там и… поспать можно… пару недель… Я там… под тремя кривыми соснами… дом себе… вырыл… живу.

То, что раньше было Джоном-Зверем, резко дёрнуло головой, понюхало воздух и мгновенно растворилось в ночи.

— Пора мне… кушать надо… — только и прозвучал голос из темноты.

— Вот почему резко сократилось число соискателей… — прошептал ему вслед живой. Наконец-то он понял, чью смерть почуял тогда, удирая от преследующих Козаков. Чуйка никогда не ошибается… иногда даже ЗАГОДЯ чует.

Долго Луч не мог прийти в себя. В голову такое лезло, что ему оставалось только отбиваться от кошмаров, как от монстров мутных.

Но на один вопрос требовалось получить ответ — рано или поздно. Лучше — рано. Не то чудовище невидимое ещё стольких правильных потенциалов успеет выкосить на подходах к эпицентру…

Как теперь его завалить, уже не человека? Не Джона-Зверя, неЖеку, не Евгения Денисовича Осадчего…

Ответа нет пока.

Одно ясно точно. Бывший ученик и напарник стал колбасой в бутерброде между двумя хлебцами артефактов, который и сожрала Зона.

Человек поиграл с Зоной — Зона поиграла с человеком.

ВНУТРЕННИЙ КРУГ ТЬМЫ

Календарно зима должна была окончиться назавтра после выхода из Бара, благо високосный год только следующий.

Однако в Зоне свой календарь, и в последнюю ночь февраля, точнее, поздним вечером двадцать седьмого, она неожиданно натравила на территорию полноценный снегопад. К утру двадцать восьмого метель стихла, установилось безветрие, но толщину снежного покрова многими дециметрами измерять пришлось бы метеорологам, случись таковые здесь.

Фортун стоял у выхода из ночлежки и сквозь дверной «глазок» рассматривал плотно укрывшийся белоснежными одеялами мир. И не скажешь, что зовётся Чернотой.

Вчера он возвращался в «готель» после знакомства с новой проводницей, меся сапогами грязь, набившую оскомину за месяц дороги, весь февраль зимой настоящей, а-ля русской, и не пахло, даром что месяц на бывшей здешней мове зовётся: лютый. С вечера Фортун подготовился к рассветному старту, упаковался, рассчитался за номер, лёг спать, прекрасно выспался, встал, умылся, покушал, оправился, экипировался, подошёл к выходу и… упёрся лбом в абсолютно новый цвет наружного мира.

Рассечённый лоб давно зажил, шрама не осталось. Готов набивать новые шишки. Ну, с этим в Зоне — без проблем!

Пока репортёр стоял, упираясь в закрытую дверь налобником нового шлема, и раздумывал, отменит Мумба-Юмба договоренную экспедицию или нет, проводница собственной персоной возникла в «окошке» зрения. Рослая мулатка приближалась по ещё нетронутой снежной целине враз опустевшей улицы, снаряжённая походно, во всеоружии и — на лыжах. Самых настоящих, беговых, с палками в комплекте. Если у неё не припасена другая пара, ведомому просто не угнаться за лыжницей.

Здорово, конечно, по снегу да на хороших лыжах скорость передвижения сказочно увеличится, но разве же в Зоне долго поскользишь напрямик? Тут скорее горнолыжный слалом впору затевать… вернее, фигурное катание на лыжах. Танцы на снегу!

— Готов? — Она остановилась перед открытой дверью, в проёме которой её поджидал Фортун. — Сейчас подбросят лыжи для тебя. Не разочаруй мамочку сообщением, что не умеешь ходить.

— Умею, — буркнул журналист, — али я не русский… Любопытно, ты-то где научилась?

— Али я не русская? Афромосквичка, чтоб ты знал, землячок. Просто уехала давно, выговор изменился. Зато у тебя острый московский акцент, любо-дорого послушать, аж душа радуется, детство вспоминаю…

— Мы, коренные москвичи, должны держаться вместе, — улыбнулся репортёр. — И где б мы ещё встретились!

— А то! Закрывай калитку, не студи человекам избу. О, вот и Васенька катит…

— Может, ты передумаешь? — спросил проводницу подкативший на лыжах Василёк. Ещё один комплект торчал у него из-за спины.

— Не-а! Ты с нами не идёшь, милый. — «Шоколадка» забрала у приятеля доставленный груз и передала Фортуну. — И без тебя мороки хватит, земелю буксировать. Покедова, хороший мой, диво моё ненаглядное!

Мумба-Юмба заключила щуплого, невысокого дружка в крепкие объятия, смачно, взасос поцеловала его и этим поставила жирную точку в дискуссии. Спорить с такой роскошной женщиной бесполезно. Не словами задавит, так массой…

Они ходко покинули Бар через контрольный проход между двумя стенами, и началось. Сказать, что двое угодили в снежный ад, — значит ничего не сказать!

О таких беспримерных походах или многословные саги у костров поют, или отделываются коротким изложением, несущим основную смысловую нагрузку: добрались живыми.

В такую погоду добрый хозяин собаку на улицу не выгонит. Но Зона добротой не страдала никогда. Поэтому хитрой проводнице пришла в голову идея воспользоваться лыжами. Другого выхода у напарников и не было. По глубокому снегу, внезапно завалившему локации, будто Зона изобрела способ не пускать никого в ходки, на своих двоих — далеко ли зайдёшь? И артефакты поди сыщи под метровым слоем «белой гадости»…