Клад у семи вершин
Шрифт:
— Знаю, Сафар, работа у вас тяжелая.
За пловом Назир рассказал другу о бумагах сына ^ своей поездке в Ташкент.
— Хорошо сделал, Назир! — одобрил Сафар. — Даже если не найдут ничего у Семи вершин, сердце успокоишь.
— Правду говоришь, нет хуже, чем жалеть о несделанном.
— Подожди у меня немного, сейчас У тан вернется и я сам отведу тебя к Семи вершинам, вместе посмотрим.
— Разве твои здесь уже?
— И сын, и старуха. Завтра сюда отару перегоним я место приготовил. Неделю здесь простоим, трава у гор хорошая, сочная.
— Ас водой как?
— Плохо с водой. Старый колодец есть, придется его расчистить. А ручей у Семи вершин высох, жалко.
— Трудно вам будет.
— Что поделаешь, нам, пастухам, видать, на роду написано без воды страдать.
В юрту вошел Утан, сын Сафара. Лет двадцати, широкоплечий, крепко сколоченный — видно, бог силой не обидел — и очень похожий на отца.
— Возмужал парень! — похвалил Назир.
— Возмужал, да вот учиться не хочет! Буду, говорит, стада пасти, как ты, отец.
— Как Зулейха поживает? — спросил Утан, стараясь увести разговор от неприятной темы. — Привет ей передайте.
— В институт не пошла, меня, старика, не бросила, дома учится — заочница.
— Без наставника какое ученье? — возразил Сафар. — Не будет старший над душой стоять — чему научишься?
— Сейчас многие так занимаются, — объяснил Утан. — В этом году и я попробую на заочный поступить.
— Кто поверит тебе? — махнул рукой Сафар. — Три года обещаешь, а толку что? Кто за тебя замуж пойдет, за непутевого!
— Авось какая-нибудь да согласится, — ответил с улыбкой Утан и глянул заговорщически на гостя.
«Красивый парень, — подумал Назир. — Как улыбается, а! Зубы ровные, белые, аж сверкают, а на щеках ямочки, что у девушки… Сколько ж ему лет? Кажется, года на два он старше моей Зулейхи».
— Сколько лет тебе? — спросил он вслух.
— Двадцать два, — ответил Утан, и опять улыбка осветила его лицо.
— Пора, пора женить парня, да кто пойдет за него! — продолжал свое Сафар.
— Думаю, найдется, — поддержал юношу Назир. — Смотри, Сафар, как бы не ошибиться тебе… Вдруг придет какая-нибудь ученая-переученая да повиснет у него на шее, — что тогда скажешь?
Утан покраснел.
— Не надо об этом…
— О чем же с тобой еще говорить? — засмеялся Сафар. — Ученого разговора быть не может, раз неученые все, а об овцах — надоело…
— Ну, мне идти пора, — поднялся Утан.
— Погоди-ка, — остановил его Сафар. — Вот что, молодец. Мы с Назиром в горы сейчас поедем, а ты мать предупреди, пусть ужин для нас приготовит…
— Я внучке не сказал, что в горы иду, ждать будет, беспокоиться, — возразил Назир.
— Пусть приготовит! — распорядился Сафар, и Утаи вышел.
Затем старики вдвоем сели на лошадь Утана, и она тихонечко понесла их к Семи вершинам.
Солнце клонилось к закату, но еще жгло. Назир вспотел, устал, размеренные шаги лошади утомляли его.
— Жарко, а? — спросил он Сафара.
— Да, жаркое лето! — Сафар вытер пот с лица подолом чапана. — Скотине плохо, траву выжгло, не степь — пустыня совсем… Слушай-ка, вроде ветром подуло?..
— Да, поднимемся, там прохладно будет.
— А посмотри, Назир, что время делает! И горы стареют. Помнишь, вершины раньше были как кинжалы, а теперь — рушатся помаленьку. А помнишь еще, как боялись все их, этих Семи вершин? Сказки про них рассказывали… Так куда поедем? В ущелье Чабана?
— Давай, это близко.
Они перебрались через русло высохшего ручья, подъехали к ущелью, спешились.
— Да, а вот ущелье не рушится, — сказал Сафар.
Назир не слышал слов друга. Он смотрел на горы, на скалы у входа в ущелье, на порыжевшие камни в русле ручья, на старую чинару, горбатую чинару с пересохшей ветвью… Как знакомо все, и как давно знакомо… Куда торопится время?
Когда-то, молодой и сильный, он ходил тут за отарой и любил смотреть со скалы, как поднимается над степью солнце. Вон с той вершины над ущельем он впервые увидел, как огромен мир в лучах восходящего светила… Сколько лет ушло с той молодой поры… Гора казалась неприступной, люди боялись ее, населяли злыми духами, а он не побоялся, пошел на гору один и добрался до вершины. Наверное, молодой орел чувствует такую свободу, какую познал он, увидев далеко внизу мир в солнечной дымке…
Время, время! Даже горы сгибаешь ты! Старик посмотрел на постаревшие вершины и представил их крепкими и острыми. Да, тогда и Сафар был молод… Он вспомнил Сафара молодым, вспомнил день, когда бились здесь с басмачами и спасли девушек, и среди них — Зейнаб, жену свою будущую.
Назир задумчиво ходил от камня к камню, будто надеялся увидеть то ли свои следы, то ли следы сына… Остановился у чинары. «Как похожа на человека, — подумал, — а ветка сухая — будто ребенок потерянный… Турсун, приходя сюда, наверно, приносил тебе воду, чинара? Конечно, приносил… И я скоро приду, напою тебя водой. Погоди немного, вот приедут геологи из Ташкента искать то, что прячут горы, и я с ними приду, напою твои корни…»
Подошел Сафар, тронул друга за плечо:
— Что задумался?
— Высыхает… — Назир показал на горбатое дерево.
— Сколько ж ей лет? Помнишь, мы стада здесь молодыми парнями пасли, она и тогда была такой, тоже, казалось, высыхала… На камнях растет.
— Она как настоящий человек, — живет там, где трудно… Держится.
— Солнце зашло, — сказал Сафар. — Возвращаться пора. Когда твоих геологов ждать, скоро?
— Думаю, скоро.
— Я неделю еще простою здесь, если придут, моя юрта — твоя юрта.
— Спасибо, друг… — растроганно поблагодарил Назир.
— Где вы пропадали, дедушка? — Зулейха встретила старика во дворе. — Я жду не дождусь вас, и Саксанбай-ата не знает, куда вы пошли…
— В горы ездил, к Семи вершинам. Придут геологи — сам их поведу, место покажу.
— А придут разве?
— Конечно, начальник в Ташкенте обещал. Сами, говорит, к вам будем… Да, тебе Утан привет передавал… Молодец парень, собой хорош. Поди, девушки заглядываются, а?
Зулейха покраснела и отвернулась.