Клад
Шрифт:
– Слишком?
– Он пробуравил пол, вот что я хочу сказать. Сейчас надо освободить жилище, а там увидим.
Мало-помалу появлялись на свет то зола, то кости, го керамические обломки, которые Херонимо заботливо откладывал в сторону.
– Давай, ребята! – подбадривал он. – Это уже интересно.
Анхель выпрямился, потер поясницу, пожевал кончик языка и протянул Херонимо какой-то разрисованный осколок керамики.
– А это? – осведомился он.
Херонимо сдержал радость.
– Конечно, это не убор из захоронения, как мы сначала думали, – Он придирчиво
– Четверть третьего, – удивился он. – Нужно спуститься поесть. Если нам хоть чуточку повезет, завтра мы наверняка разберемся.
– А почему не сегодня после обеда? – тут же спросил Кристино.
Херонимо указал пальцем на огромную груду земли, извлеченную доном Лино.
– Надо это просеять, прежде надо это просеять. Ты знаешь, я не люблю оставлять недоделанную работу. Хоть и маловероятно, но, может, мы что-нибудь там найдем. А кроме того, надо снять план стены.
Херонимо вылез из раскопа и принялся внимательно разглядывать его северную стенку. Через минуту он добавил:
– Тут надо расширить раскоп с этой стороны. Нужно заложить еще один шурф, назовем его А 2. Мы сделаем его завтра, пока будем углубляться в А 1. Обязательно документировать все это. А сейчас пошли есть, уже пора.
Забрал свою куртку из дубняка, где она валялась, набросил на плечи и сказал с пафосом:
– Если я не ошибаюсь, мы решим завтра нашу проблему, и Арадасский холм раскроет часть своей тайны. Как жалко, что покойного дона Вирхилио нет с нами!
5
Сеньора Олимпия, сидевшая на корточках у очага, спиной к столу, медленно поднялась и обернулась. Щеки ее побагровели от жара пылающих дубовых поленьев, понемногу прогоравших и рассыпавшихся в уголья. Она сняла с огня сковородку жареной картошки и водрузила ее посреди стола, под которым стояла жаровня, а вокруг сидели археологи и уплетали за обе щеки бараньи отбивные, держа их прямо руками за косточку. За спиной у Фибулы было открытое окно, и через него с улицы доносилось нежное квохтанье кур и звонкое пение петуха. На противоположной стене, между тянувшимися рядами полок и шкафчиков с тарелками и глиняными мисками, широко улыбалась им с прошлогоднего календаря девушка в купальном костюме. Сеньора Олимпия, толстая и медлительная, постояла подбоченясь минутку, проверила, всего ли хватает на столе, а пока она стояла и смотрела, Кристино сидел, пригнув голову к плечу, и рассеянно обгрызал кость. Херонимо разозлился:
– Ты что, ни на секунду не можешь забыть о своем лице? Не знаешь, как отвлечься? Посмотри ты хоть разок прямо, не пригибай голову!
Сеньора Олимпия, снова присев на корточки, раздувала огонь, собираясь поставить на него котелок с кофе. Вид у Кристино был удрученный.
– Чего ты пристал? – спросил он. – Началось как тик, а кончилось комплексом. Не могу теперь избавиться.
– Ты же знаешь, что по этому поводу говорит Педро, – назидательно сказал Херонимо. – Гораздо важнее всех этих кремов и мазей свыкнуться со своим пятном. Хочешь не хочешь, а оно твой неразлучный спутник.
Глаза у Фибулы стали совсем круглыми, и одним глотком он выпил полстакана вина.
– Зудит?
Кристино грустно покачал головой.
– Ну и оставь ты его в покое, – весело сказал Фибула. – По мне, так пусть бы у меня лицо было двухцветным, ей-богу! Как наш флаг! Брось, не прячь лица!
Кристино вымученно улыбнулся. Херонимо все гнул свое. Ясно было, что не в первый раз говорят они на эту тему. Указав глазами на сеньору Олимпию, склонившуюся над очагом, Херонимо сказал вполголоса:
– Погляди на старуху. Борода у нее гуще, чем у библейского патриарха, но она лица не прячет, духом не падает, И правильно делает. Кому не нравится, пусть не смотрит.
Анхель засмеялся, с хитрым видом кивнул на Кристино:
– Конечно, сеньорита Лурдес может подождать, пока он от своего пятна избавится.
– Лурдес Перес Лерма? – подхватил Херонимо: у него с первого же дня чудеснейшим образом запечатлевался в голове весь список студентов.
– Все из-за нее, – пояснил Фибула, – из-за кого же еще? Все в курсе, только героиня не знает,
Херонимо посмотрел на Кристино:
– Так или не так?
– Ладно, переменим тему, это дело личное.
Анхель поднял голову:
– Слушай, друг, вот как на духу говорю тебе: лучше иметь такое лицо, чем связать себя по рукам и ногам, как я! Честное слово!
– Неужто тебе так худо? – поинтересовался Херонимо,
– Мне, шеф, ни худо, ни хорошо, только, скажу вам, надеть на себя кандалы в девятнадцать лет – это, по-моему, никому по вкусу не придется.
Фибула разлил по стаканам пенистое красное вино.
– Ну знаешь, никто тебя силой не тащил.
– Во даешь! Никто не тащил… А ты бы бросил своего ребенка, оставил бы его без роду без племени, как приютского?
Сеньора Олимпия, направившаяся было враскачку к столу с новой бутылкой вина в руках, остановилась, посмотрела в замешательстве на Анхеля и воскликнула:
– Да неужто вы женаты!
Анхель изо всех сил выпятил грудь и звонко стукнул по ней кулаками, как по барабану:
– Да, сеньора. Женат и наследника имею, к вашим услугам!
– Господи боже мой, он и сам-то как дитя. Вы с лица больше на сына похожи, чем на отца… какие дела творятся…
Херонимо воспользовался неожиданной разговорчивостью сеньоры Олимпии и вкрадчиво спросил:
– А вы, сеньора, часом не знали дона Вирхилио?
Женщина взглянула на него и вытянула шею, как гусыня.
– Кто же в наших местах не знал покойного Полковника?
Не поднимая глаз от тарелки, Херонимо чистил апельсин.
– Он ведь много бродил по холму, верно?
– Лучше сказать, он с него не спускался. По-моему, так это покойный Полковник, а вовсе не дон Лино, нашел сокровища, сами понимаете!