Кладоискатели. Хроника времён Анны Ивановны
Шрифт:
— В ремеслах ли дело! Петр потому велик, что был воином. Он флот построил, по морю гулял и Швецию сокрушил.
— Ведь не все время война лютует, наступает и мир. Но иной в безмятежной мирной жизни остается праздным, а другой хочет государству подсобить. Мудрый сельский житель существует в земельных и экономических упражнениях, регулирует сад или цветник, другой разводит свиней, а я вот сукна тку для человечества. Жизни нужно много потреб, а для них необходимо идти в ногу с быстротекущим временем.
— Насчет быстротекущего времени я согласен.
— Вот посмотри, тетка твоя покойная. Платье на ней немецкого фасона, но из камлота, сотканного
— Батюшка, ну как можно сравнивать: ваше предприятие и танцы на балу…
— Дурак ты, Родька.
Вот и весь разговор около дамы в красном платье. И как в этой беседе найти отгадку? Да, как он позабыл?.. За обеденным столом был еще разговор — странный. Отец говорил, что у государыни нет достойных советчиков, и ругал Бирона. Может быть, он не только со мной эту тему обсуждал? На хороший донос здесь хватит… но при чем здесь тетка в камлоте отечественного производства? А вдруг на оборотной стороне портрета написано что-то? Во всяком случае эту парсуну надо увидеть, и чем скорей, тем лучше. Усадьба Колокольцы принадлежит теперь государству, попасть туда будет мудрено, но еще мудренее добраться до Петербурга. Он должен как можно скорее получить аудиенцию у генерал-майора Ласси. Если тот до сих пор не сдал его властям, то на помощь старого генерала можно рассчитывать.
Попасть к Ласси было сложно, генерал стоял во главе целой армии, человек он занятой и не разменивался на пустые встречи с подчиненными. Но судьба на этот раз сжалилась над Родионом и послала ему свое ободрение. Так Демон — греческий бог рока, напал внезапно, в мгновение ока смял всю его жизнь, но тут же исчез, оставив его в покое. Болтаясь в приемной Ласси, Родион нос к носу столкнулся с генералом бароном фон Галлардом, приехавшим накануне из Петербурга. Родион мог с полным правом назвать барона своим благодетелем. Именно он записал его мальчишкой в свою дивизию, с помощью все того же фон Галларда Родион получил первый офицерский чин. Позднее в Ревеле барон видел поручика Люберова и каждый раз осведомлялся, как Родион продвигается по службе, довольны ли им командиры, как поживают родители, то есть по-отечески заботился о своем протеже. И вот опять встретились.
— Ты как здесь?
— Служу, господин генерал.
— А что в прихожей топчешься? Проштрафился?
— Ваше сиятельство, у меня к генерал-майору Ласси приватный разговор, но я бы предпочел прежде обсудить эту тему с вами, — сказал Родион дрогнувшим голосом и добавил неожиданно для себя: — Мне вас Бог послал.
В тот же вечер фон Галлард встретился с Родионом, не будем расписывать, где да как. Разговор состоялся откровенный. Барон был знаком со старшим Люберовым, и Родион ждал, что Галлард обронит хоть одну фразу типа: «это недоразумение, ваш отец достойный человек» или «это недоразумение, все непременно скоро разъяснится». Но ничего этого не было сказано. Галлард стал невероятно серьезен, ссутулился и даже как-то уменьшился, что было невероятно при его огромном росте. Он долго молчал, потом вдруг спросил, знает
— Коли он тебя своей волей в Риге оставил, то, конечно, знает. А что ты от генерал-майора хотел?
— Мне нужно в Петербург.
— И думать забудь. Сиди тихо, как мышь. Не хватились тебя, и слава Богу.
— А если хватятся? — Слова эти сами вылетели, Родион хотел сказать, что в Петербург ему надо, чтобы похлопотать за родителей, и уж если отца не удастся спасти, то хоть добиться облегчения участи матушки.
Фон Галлард, однако, оценил его слова по достоинству.
— А ведь ты прав. В Петербурге тебя искать не будут. Хорошо бы тебя эдак… — он повертел пальцами, — упрятать. Я тут кой с кем посоветуюсь. Завтра приходи сюда же, вечером.
Родион понял, что Галлард решил посоветоваться, конечно, с Ласси, и если эти двое найдут общий язык, то у него есть надежда очутиться в Петербурге.
На следующий день барон фон Галлард был сух и точен.
— Мне помнится, ты, Люберов, бумагу писал с просьбой о переводе тебя в кирасирский полк. Было такое?
— Так точно, господин генерал.
— Этот полк расквартирован сейчас в Петербурге, но направить туда я тебя не могу. А раз ты туда стремился, значит, хотел к лошадям ближе. Так?
Родион кивнул.
— В моих силах рекомендовать тебя… — он совершенно по-простонародному почесал в затылке, — словом, служить ты будешь в непосредственной близости от лошадей. Сейчас при прямом участии графа Бирона учинена у нас Конюшенная канцелярия. Ныне оная канцелярия получила особый регламент и должности шталмейстерские, провиантмейстерские, фуражмейстерские и прочие…
— Уж не на конюшню ли вы хотите меня отправить, ваше сиятельство? — потрясенно спросил Родион.
— Не на конюшню, а на конный завод, что организуется вблизи столицы стараниями графа Бирона.
«Завод? — пронеслось в голове. — Но не овчарный же, конный, а это совсем другое дело», — успокоил себя Родион, однако генерал по-своему понял растерянное выражение на лице собеседника.
— Пойми, поручик, там тебя искать никто не будет. Все, что касается лошадей, для графа Бирона свято. Туда-то люди из Тайной канцелярии не сунутся. А ты будешь продолжать службу в том же чине. Многие бы в столице за честь почли служить под началом Бирона, но не знают толка в лошадях. И еще… В Петербурге притулиться тебе негде и соваться никуда не след. Я вот тебе здесь начертал… — Он протянул бумагу, на которой был изображен план с рекой Фонтанкой и квадратами домов, внизу несколько объясняющих слов и фамилия: Сурмилов.
— Что это, ваше сиятельство?
— Это усадьба загородная — дача. Она принадлежит одному моему знакомцу, который сейчас за границей, в Париже, кажется. В большом доме живет сторож, а два флигелька пустые, передашь сторожу писульку от меня, он тебя во флигелек и пустит. А это рекомендательное письмо в Конюшенную канцелярию.
— Как мне благодарить вас, ваше сиятельство?
— Э… друг мой, от тюрьмы и от сумы кто волен? Истинно русская пословица. Напоследок выслушай совет, а лучше — приказ. Не вздумай хлопотать за родителей, пороги у вельмож обивать или письма жалобные писать. Это бесполезно. Помочь не поможешь, а сам под арест загремишь. Да еще хлопотами глупыми только ухудшишь положение родителей. Арест их прошел тихо. Я в Петербурге был и то ничего не знал. А ежели процесс тихо начался, он тихо и кончится. И помни, если тебя в столице и защитит кто, то этим человеком будет граф Бирон.