Клады Отечественной войны
Шрифт:
— Хотя, — подумалось мне внезапно, — вполне возможен был и следующий поворот событий, куда как более правдоподобный. Всем известно, что по мере отступления Наполеона и приближения его к западным границам Российской империи в его редеющие на глазах колонны то и дело вливались свежие войска, ранее расквартированные непосредственно на территории современной Белоруссии. Они ведь не ходили вместе со всеми в поход на Москву и не отступали обратно к Борисову. Естественно было предположить, что и довольно крупный Могилёвский гарнизон, получив приказ идти на соединение с основными силами французов, выдвинулся с мест своего расквартирования, естественно, прихватив как награбленное за полгода добро, так и свою собственную гарнизонную кассу. И двигались эти войска на соединение со своими измождёнными товарищами как бы не с востока на запад (как
По моему мнению, загадка столь резкого манёвра французов разъяснилась довольно просто. Примерно на полпути к Орше авангард Могилёвского гарнизона мог вступить в соприкосновение с русскими войсками, которые по параллельным дорогам преследовали колонны Наполеона. Произошёл нешуточный бой, причём случился он как раз вблизи Копыси, на правом берегу Днепра! Это столкновение показало командиру французской колонны, что дорога уже небезопасна и продвигаться далее с обозами неразумно. И развилка на французском плане появилась потому, что основная гарнизонная колонна повернула влево именно на данном перекрёстке. Часть войск затем двинулась в сторону Коханово, которое к тому времени уже заняли передовые колонны французов, а другая колонна пошла на селение Круглое и далее на Толочин! Все войска проходили около этой развилки, и только несколько грузовых фургонов с ценностями были направлены командиром отряда немного в сторону, т.е. в саму рощу с мельницей. Он вполне резонно решил, что сокрытие казны должны осуществлять лишь несколько самых проверенных и надёжных людей (в числе которых был и составитель плана № 1), а остальным нечего было глазеть на столь интимное дело.
В доказательство данной теоретической посылки я приведу всего два факта, которые мне к тому времени были известны. Факт первый. Когда в 1941 году немецкая авиация бомбила наши войска, отходящие на восток от Круглого, в свежих воронках находили непонятно откуда взявшиеся там серебряные предметы церковного обихода. Теперь-то нам ясно, откуда они там взялись, — их зарыли отступающие в 1812 году «могилёвцы». Это была другая (не кассовая) часть Могилёвского обоза, которая была спрятана вовсе не в роще вблизи мельницы, а некоторое время спустя (может быть, всего через несколько часов) вблизи самого тракта Копысь — Круглое.
Факт второй. Я не раз задумывался над одним совершенно непонятным историческим эпизодом. Как, с помощью каких таких на удивление свежих сил, французы смогли отбить Борисов обратно, после того как данный город 21 ноября внезапной утренней атакой заняли войска Павла Васильевича Чичагова? Откуда это у них взялась свежая конная дивизия и довольно многочисленная артиллерия? — недоумевал я. Откуда совершенно внезапно появились тысячи свежих лошадей и людей, пребывающих, в отличие от прочих крайне изнурённых войск, в полной боевой готовности? А вот, оказывается, откуда они появились, — из Могилёва пришли! И появились они в Ставке Наполеона как раз вовремя, едва тому доложили посыльные, что Борисов с его стратегически важными мостами через Березину внезапно занят неприятелем.
Таким образом, столь мучившая меня историческая головоломка, кажется, разрешалась вполне логично и к всеобщему удовольствию. Все части доселе разрозненной картины данной кладоискательской легенды сложились почти идеально. Я рассуждал следующим образом. Колонна французских войск, выйдя из Могилёва, вначале продвигалась до Копыси, стремясь поскорее выйти на дорогу Смоленск — Борисов. Но, встретив противодействие русских частей на подходе к Орше, данная колонна была вынуждена повернуть на запад, в сторону Коханово. Понимая, что оторваться от преследователей можно только налегке, командирами был отдан приказ срочно избавиться от самых тяжёлых повозок. Вначале спрятали тяжеленную войсковую кассу, а некоторое время спустя в землю было зарыто и награбленное церковное имущество. Соответственно, и загадочную развилку на большой дороге, обозначенную как «В. D.», тот человек, который составил рукописную схему, отобразил, поскольку сам по ней потом и поехал. В противоположность ему, сам Яковлев около данного перекрёстка даже не появлялся! Ведь он для него не представлял ни малейшего интереса, и в свой план № 2 он его не внёс. (На современных картах Белоруссии, кстати сказать, развилка, напоминающая отмеченную ранее, имеется во всей своей красе.)
Не знаю пока, где конкретно прокладывали свои поисковые канавы князь Кочубей и полковник Яковлев, но, скорее всего, идеально выйдя в нужное место (благодаря французской карте-схеме и сопроводительной документации к ней), они несколько промахнулись в определении исходной точки, в которой следовало производить раскопки. Вероятно, они решили про себя, что если «похоронная» команда двигалась со стороны Орши, то и закапывать своё имущество они стали бы непременно на правом берегу ручейка, что было бы вполне логично. Но дело-то было в том, что разыскиваемые ими ценности везли вовсе не из Орши, а из Могилёва, и оттого и зарыли их на другом берегу ручья, на левом! Вот такая поначалу родилась у меня теория, и первоначально она мне весьма нравилась.
Правда, что из этого получилось, вы узнаете чуть позже, а пока пришло время как следует изучить сопроводительное письмо, приданное к карте, и её описание, благо перевод был успешно завершён. Вначале я взялся за письмо Евстахия Сапеги, по-своему весьма любопытное.
«Когда я приехал в Париж в 1819 году, то я возобновил некоторые знакомства, и в том числе с русским господином Семашко, которого я не приглашал, и которого я нашел очень больным, и который рассказал мне о последнем периоде своей легочной болезни. Семашко мне рассказал, что (ранее) он был в отношениях с моей семьей, и доверил мне историю обо всем, что касается вопросов (некоего) богатства.
В то же время он меня попросил спрятать тайное письмо и взял с меня обязательство не передавать его никому, кроме него самого, но которое он мне разрешил вскрыть в том случае если он сам (т.е. Семашко) умрет без меня, и не заберет назад бумаги, которые он отдал на хранение в мои руки. Он добавил, что имеет доверие ко мне и посоветует своим детям обратиться ко мне в случае успеха.
Незадолго до смерти Семашко мой доверитель в то время разрешил мне вскрыть пакет и найти согласно моему ожиданию одно рекомендательное письмо для человека Антуана Ливски, свояка Семашко, который проживал в Черебути около города Слуцка в Минской губернии, но который переехал в Ливилу около Видзе в Вильнюсскую губернию.
Историческая легенда рассказана самим Семашко, так, как он её знал сам. Во время отступления французской армии в 1812 году малая касса (войск) Наполеона перевозилась в фургоне, который всегда сопровождал батальон охраны (который следил за ее сохранностью). Она (касса) в то время содержалась в виде укладки, предотвращающей нарушение упаковки и содержащей по 50 000 наполеондоров каждая.
(При реальной угрозе захвата кассы) Семь бочонков(упаковок) осталось невскрытыми(невостребованными), у восьмого же бочонка вышибли дно и разделили его содержимое между собой сопровождающие кассу работники (служащие). Офицер и шесть гренадеров составили команду для этой работы, и только один из них после перенесенных испытаний вернулся домой живым после кампании 1813-1814.
Семашко вошел в отношения с этим гренадером, который проживал в деревне Лорейн и пользовался пенсией, которую выплачивало правительство в награду за взятое обязательство соблюдения тайны, доверенной (ему) на очень доверительных условиях. Семашко имел очень большое влияние на этого человека, и он убедил его в бесполезности всех хлопот по сохранению данной тайны, поскольку правительство России в Указе Императора постановило, что государство является правопреемником всей собственности, оставленной французской армией, и вся она переходит в собственность Короны (т.е. Российского государства), и впоследствии предложил с легкостью изъять клад для их общей пользы.