Клады Отечественной войны
Шрифт:
В то время уже стало возможным для них сделать такую попытку. Семашко освободил гренадера от надзора полицейских органов и послал вместе с Ливски в Черебути ждать, когда пройдет зима. План (по извлечению клада) следовало реализовать весной.
Гренадер в сопровождении Ливски и с двумя-тремя другими лицами направились в Дорогобуж с несколькими загруженными телегами. Их путешествие по второстепенным дорогам, в обход деревень и с бивуаками по ночам, происходило в хорошее время года (видимо, летом) и не привлекло ничьего внимания. В Дорогобуж они направились для загрузки и последующего возвращения на большую дорогу Москва — Борисов.
Гренадер прибыл
Семашко же должен был покинуть Париж со слугой (с челядью) чтобы сбить толку возможных шпионов, и проследовать в Лиду, а затем и в Ригу, и иметь с собой щупы и различные рабочие инструменты, которые пригодятся им обоим. Обе партии кладоискателей начали движение в условленное время, и одна из них прибыла в Витебскую губернию.
Семашко очень опасался одного указания, сделанного незадолго до этого бароном Ашем, губернатором Смоленска, который мог его задержать. Он спешно достиг границы Пруссии. Там он предъявил паспорт, в котором должны быть проставлены визы для продолжения проезда и осуществления задуманного предприятия.
Другая партия (которая уже была в России) прибыла без всяких препон в местечко, отмеченное гренадером во время рекогносцировки. Но поскольку Семашко не прибыл по истечению 36 или 48 часов ожидания, гренадер изъявил желание продолжать вояж и вернуться в Черебути.
Таким образом, когда закончилась эта экспедиция, гренадер (видимо, написано слово «торопливо») покинул Россию, но прибыл в Германию (неразборчиво) Семашко, который уже находился в Париже, для того чтобы укорить за сопровождение и сказать ему, что он сделал для них обоих, имея совершенно узнанное местечко и был в состоянии все исполнить, имея снабжение и достав все оставленное в 1812, но при отсутствии его там, он, имея оказанное ему доверие и выполнил все условия, он, имея доверия в их общих интересах, не был обязан посвящать в тайну человека, (неразборчиво) и так он сказал слишком много для раскрытия секрета и определения местоположение клада.
Семашко (после неудачной попытки отыскать клад) оказался в сложном положении и находился под двойным надзором, как со стороны посольства России, так и правительства Франции, которые знали об отношениях с гренадером. Однако могу утверждать с уверенностью, что Семашко был уверен, что клад существует, м точность его сведений добыть ранее не подлежит сомнению. Докучливость (Семашко) с которой он навязывал мне свое ходатайство (о продолжении поисков), которое он сделал мне наедине достаточно доказательно. Для окончательного исполнения данного мероприятия предлагаю следующее:
Карту № 1 более не показывать посторонним лицам.
Необходимо срочно отыскать Ливски, с целью узнать от него то местечко, в котором он был в сопровождении гренадера. Этих данных будет недостаточно для двух офицеров осведомленных для их понимания и точности выполнения задания при сопровождении Ливски в то местечко, где он был во время его путешествия с гренадером, и для скрупулезного сбора информации о положении всех примет (из плана № 1), где были выявлены, и в особенности точку, где они ожидали (Семашко) в один из дней от 36 до 48 часов, и где приблизительно гренадер рыскал по курсу. И вот всё это должно срочно узнать от Ливски. Так же важно, чтобы никто не знал в точности цели нашего предприятия, выявить, что Семашко не получил от гренадера, но история с Ливски является важной для облегчения поиска местечка специально отмеченного на карте № 1. Карта № 2 будет выдана офицерам, действующим совместно с Ливски, с целью привлечения их внимания ко всем приметам, кроме того, им необходимо подтвердить все, что отмечено на карте.
В том случае, если Ливски не удастся отыскать либо он уже не существует, это вызовет большие сложности, но я полагаю, что с поддержкой правительства по этой диспозиции ничего не помешает успешно завершить поиски. В этом случае только работа офицеров продолжится несколько дольше, но я полагаю, что расположение местных примет в таком порядке слишком определенно, чтобы если оно существует в природе, можно снова местечко обнаружить. Все зависит от усердия офицеров и пунктуальности исполнения ими поручения.
Этих трудностей не произойдет, если перед началом поисковой инспекцией кого-нибудь послать (по почтовой трассе), чтобы сделать необходимые поиски, и будет лучше, если этому надёжному порученцу доверить карту №1».
Сразу же следовало оценить примерную ценность некогда укрытого гренадерами имущества, столь рьяно разыскиваемого полковником Яковлевым. Судя по тексту письма, изначально в фургоне перевозилось 50 000 наполеондоров в восьмибочонковой упаковке. Если здесь имелись в виду простые 20-франковые наполеондоры, то, следовательно, вблизи далёкой от Москвы Александрии (или другого какого места) был запрятан почти миллион франков. Вес одной монеты (т.е. золотого наполеондора) был равен 9,45 г, и общий вес золота в кассовом фургоне изначально составлял 472 кг. Примерно по 60 кг приходилось на каждый бочонок. Всего, как мы знаем, было спрятано семь бочонков. Следовательно, общий вес «захоронения гренадера» составлял что-то около 410 кг. Сразу становится понятным, почему на розыски данного клада были брошены столь крупные силы и задействованы столь именитые персоны. Ведь такая масса золота, согласитесь, однозначно подлежала тщательнейшему присмотру со стороны самых высокопоставленных лиц империи.
К плану, тому самому исходному французскому «брульону», прилагалось описание, в котором давались краткие разъяснение по поводу условных обозначений, щедро разбросанных автором по некоей местности. Написано оно было, естественно, на французском языке, скверным мелким почерком, который на и без того низкокачественной ксерокопии смотрелся просто ужасно. Однако делать было нечего, и, призвав на помощь электронную программу «Lingvo 9.0» мы взялись за перевод наиважнейшего текста со всей решимостью, на которую были способны.
Первая строчка под литерой «А» поначалу не дала мне сколько-нибудь значимой пищи для размышления. « Днепр имеет немного менее пяти футов воды глубиной летом». «При чём тут глубина реки? — лишь недоумённо думал я. — Они что там, купались, что ли? Это зимой то? В стужу до двадцати и ниже нуля! Тогда почему здесь пишется про лето? Нелепица какая-то и явная глупость».
Зато вторая фраза, обозначенная литерами «B.C.», искренне меня порадовал а. «Большая дорога от Москвы до Борисова, какой она была в 1812 году». Моему ликованию после перевода данной фразы не было конца. Написать о какой-то дороге «Москва — Борисов» можно было только в одном-единственном случае. Только тот человек, который стремится попасть из Москвы именно в Борисов, а не куда-либо ещё, мог написать такое про крохотный белорусский городок, каким являлся Борисов в 1812 году. Данное открытие буквально вдохнуло в меня новые силы, и сразу подумалось о том, что полковник Яковлев с князем Кочубеем совершенно зря таскались в безвестные Цурики и копались там на некоей песчаной отмели. Французы, и об этом факте мне было известно доподлинно, находясь в районе Орши, стремились попасть только в Борисов, и никуда больше. Там были стратегически важные мосты через Березину, там они надеялись на помощь местного гарнизона для устройства краткосрочного отдыха и улучшения снабжения своих измотанных голодом войск. Наполеон были столь уверен в том, что данный город даст французской армии хоть небольшую передышку, что даже приказал сжечь все хранившиеся в Орше понтоны, предназначенные для переправы через водные преграды.