Клады Отечественной войны
Шрифт:
Таким образом, при серьёзной опасности прийти на помощь солдатам, охранявшим московские трофеи, было фактически некому. И, оценив сложившуюся ситуацию, начальник обоза принял однозначное решение. Весь груз был обречён на уничтожение именно в тот момент, когда отзвучали последние ружейные залпы и атаковавшие конвой казаки резво умчались в бескрайнее поле. Опасность вроде бы и миновала, но миновала явно ненадолго. Охране и возчикам следовало поскорее выбрать подходящее место и способ для скорейшей ликвидации обременявших их тяжестей. Вскоре после боя, наскоро приведя нарушенный строй фургонов в порядок, возницы двинулись дальше и, повинуясь приказу, примерно в 13 часов пополудни обоз резко свернул налево. Впрочем, относительно успешное продвижение повозок
Проехать далее было невозможно, и повозки ещё раз свернули налево. Двух лошадей, тех, что тащили повозку до падения в овраг, распрягли и увели вместе с основным обозом. Саму же повозку оставили внизу, поскольку вытащить её на руках из сугробов было невозможно. Для охраны перевозимых ценностей около неё оставили двух егерей и уже упоминавшегося мною солдата Пикара. Однако егерям стало холодно, и вскоре они ушли вслед за обозом. Но вместо них появились мародёры из числа разрозненно отступавших небольших групп так называемых «волонтёров». Разграбив повозку, они торопливо ушли в сторону большой дороги, а Пикар, естественно, остался, поскольку был на посту, да и побоялся (а может быть, просто поленился идти по незнакомой местности в одиночку). Кроме того, он не собирался никуда трогаться с места, поскольку резонно рассчитывал, что его рано или поздно заберут возвратившиеся обозники и подвезут на санях.
Но долго в одиночестве он не оставался, около 5 вечера невдалеке от охраняемого объекта показался раненый казак, которого наш часовой отогнал с помощью нецензурных выражений и угрозы оружием. Прошло ещё несколько часов, и уставший ждать возвращения сослуживцев Пикар забрался в ящик повозки, где было относительно тепло, и уснул. Но спал он недолго. Примерно через час что-то сильно стукнуло по крышке его пристанища, и снаружи раздалась сильная ругань. Поскольку ругались по-французски, то Пикар безбоязненно приподнял крышку. Каково же было его изумление, когда он увидел своего старого знакомого, сержанта Бургоня. (Они были знакомы ещё по совместной службе в Париже.) Наобнимавшись вдоволь и расспросив друг друга о последних новостях, они вместе забрались в повозку, где и спали до полуночи. Затем развели костёр и какое-то время отогревались. Но после этого они вновь улеглись всё в ту же повозку. Некоторое время в лесу было тихо, и они смогли спокойно выспаться.
Под утро, в 4 или 5 часов, рядом с ними зазвучали кавалерийские рожки, и по краю оврага промчался полк русской кавалерии. На полуопрокинутую повозку никто из конников не обратил внимания, но перепуганная до смерти парочка французов ещё долго лежала не шевелясь и тревожно затаив дыхание. Только в шесть утра (23 ноября), когда забрезжил робкий рассвет, они выбрались из оврага и пошли по полю, в направлении большого леса. Избрали они это направление по одной-единственной причине — именно туда уходили следы так и не возвратившегося назад обоза. На полпути до дальнего леса им встретился ещё один, довольно глубокий овраг. Они перешли через него и через некоторое время добрались до самого леса. Так шли они больше часа, и при этом ветер дул им в спину. Поскольку ветер был северо-западный, то нетрудно сообразить, что двигались они на юго-восток. Заметённые вьюгой следы обоза они давным-давно потеряли, но надежда отыскать своих сослуживцев их не оставляла.
Достигнув леса, Пикар и Бургонь пошли вдоль его опушки, имея ветер слева, то есть на восток, точно в противоположном направлении, нежели в тот момент двигалась вся остальная французская армия. Конечно, им бы нужно было возвращаться на северо-запад, к большой дороге, но ни у одного ни у другого, не было компаса, а небо в тот день было закрыто плотными, быстро несущимися облаками. Наконец они увидели плоское, занесённое снегом пространство, которое было похоже на большое озеро, и начали огибать его со стороны леса. Обогнув озеро, они неожиданно вышли на остатки чьего-то большого бивуака.
Теперь давайте спросим самих себя: кто же мог занимать накануне это место? Какой большой отряд? Может быть, тут останавливались те самые казаки, которые вчера (22-го) напали на императорский обоз? Нет, не похоже. Данный бивуак был слева от большой дороги, а ведь нападение было произведено справа. Да, ведь на месте бивуака наши путешественники увидели несколько слабо чадящих костров и 7 туш издохших лошадей. Они начали осматриваться вокруг с определённой опаской и через некоторое время заметили, что пространство озера пересекает не менее 25 всадников, выдвинувшихся со стороны небольшой деревеньки. Но, к счастью, двигались они достаточно далеко от них, вне дистанции прямого выстрела (т.е. метров за 300) от французов, которые незамедлительно спрятались в невысоких прибрежных ёлках. Вскоре показалось ещё пять всадников, которые ехали на вдвое меньшем расстоянии от их леса.
Вскоре оба отряда встретились на середине озера у громадной проруби, около которой спешившиеся казаки принялись поить лошадей. Надо при этом отметить одну тонкость. Бургонь пишет, что казаки разбивали лёд своими пиками, что совершенно невозможно себе представить, если бы лёд на проруби не был совсем свежим. В ту пору лёд на озёрах достигал 20-25 сантиметров, и пробить его, не имея пил и топоров (чего у казаков точно не было), было совершенно невозможно. Это подтверждают и выдержки из записей самого Бургоня.
« Мы попробовали топориком прорубить лёд, чтобы достать воды для варки супа, но у нас не хватило ни сил, ни терпения».
Но супом, разумеется, они занимались позже, когда, напоив своих лошадей, казаки ускакали и французы смогли безбоязненно выйти на открытое место. Тогда же они стали невольными свидетелями поистине ужасной сцены. В какой-то момент (вскоре после ухода конного отряда), они увидели бегущих по глади озера 3-х солдат французской пехоты, за которыми на рысях гнались три казака. Но, добежав до середины озера, трое пехотинцев разом провалились в воду. Казаки, мчавшиеся за ними во весь опор, увидев это, попробовали остановить разогнавшихся лошадей, но не успели и тоже рухнули в ту же самую прорубь. И сколько ни смотрели Пикар с Бургонем в сторону громадной полыньи, из гибельной ловушки никто из шестерых не выбрался.
Вот здесь у нас и возникают уже два абсолютно законных вопроса. Кто останавливался на бивуаке, где остались мёртвые, но ещё не заваленные снегом лошади? Кто и зачем проделал на середине озера столь громадную прорубь, что в неё могли одновременно свалиться три всадника?
Мне представляется, что ответы на эти вопросы однозначны. Столь большую прорубь, причём на весьма большом удалении от самой деревни, вряд ли стали бы делать деревенские жители. Им это просто не к чему. Все, кто бывал зимой в деревне, знает, что проруби делаются к берегу поближе и размером поменьше. Да, туда, конечно, может провалиться один человек (при известной сноровке), но чтобы там могли утонуть сразу трое, причём сидя на лошадях! Трём всадникам, да одновременно, упасть в маленькую бытовую прорубь не получится ни при каком раскладе! И значит, данная громадная дыра во льду не имела к деревенским водным источникам никакого отношения.
К тому же ещё два странных, но знаменательных фактора вмешиваются в ход наших рассуждений: павшие лошади и слишком тонкий лёд, прикрывающий большую порубь. Сантиметровый лёд образуется при сильном морозе в стоячем водоёме всего за несколько часов, это понятно. Следовательно, толстый лёд был удалён с центра озера только минувшей ночью, и сделали это явно не крестьяне и уж тем более не случайные казаки. К тому же павшие лошади (уже давно ставшие фирменной маркой отступающей французской армии) могли принадлежать только отряду французской армии. И самое главное — именно в этом направлении именно вчера вечером двигался императорский обоз! Получается так, что странную стоянку занимали, причём довольно длительное время, именно сослуживцы наших двух путешественников!