Клан Пещерного Медведя
Шрифт:
– Одна женщина говорила мне, в их Клане не прочь принять Эйлу. Но они хотят все как следует обсудить. Если кто-нибудь из охотников даст согласие взять ее, они пришлют за ней гонца.
– Да, но Клан Эйлы живет теперь в другой пещере. Говорят, она сама нашла эту пещеру, еще когда была маленькой девочкой.
– Это где-то неподалеку от моря. Там много проторенных троп. Опытный гонец без труда сумеет их найти.
Бруд, стиснув зубы, прошел мимо. Как бы ему хотелось надавать тумаков этим бездельницам, у которых только и забот, что болтать. Но они не принадлежали к его Клану. Мужчина имел право задать взбучку любой женщине, но все же сделать это без ведома вождя ее Клана считалось нарушением приличий. Конечно, если проступок женщины был серьезен, никто не думал о вежливости. Но, хотя сплетницы и вывели Бруда
Войдя в пещеру, Бруд сразу увидел Норга.
– Наша целительница утверждает, ей не сравниться в искусстве с Эйлой, – говорил вождь Клана хозяев.
– Не зря Иза считает ее своей преемницей, – ответил Бран. – Она передала ей все, что знает сама.
– Уж кто-кто, а Иза способна обучить хорошую целительницу. Жаль, что ее нет с вами.
– Да. Иза больна, и это одна из причин, по которой я тороплюсь домой. Нам предстоит долгий путь. Вы очень гостеприимны, Норг, но дом есть дом. Нынешнее Сходбище было одним из лучших. Оно запомнится людям надолго, – заявил Бран.
В бешенстве сжав кулаки, Бруд отвернулся как раз в тот момент, когда Норг принялся восхвалять отвагу и силу сына женщины Брана. «Эйла, Эйла, Эйла. Все словно с ума посходили. Можно подумать, это Сходбище устроили ради Эйлы. Но разве ее первой избрали для участия в Медвежьем Ритуале? Разве она вспрыгнула на загривок грозному зверю? Нет, она стояла в стороне, в полной безопасности. Все твердят, она спасла жизнь охотнику, но что из этого? Скорее всего, он никогда не сможет ходить. На нее противно смотреть – тощая, высоченная, плосколицая. Да еще и произвела на свет увечного выродка. Люди не знают, как она дерзка и своевольна дома!»
Как назло, на глаза ему попалась Эйла, которая несла несколько свертков. Она споткнулась под ненавидящим взглядом Бруда. «Чем я опять провинилась?» – в смятении спрашивала она себя. Во время Сходбища Бруд, казалось, перестал ее замечать.
Бруд был сильным мужчиной с крепкими кулаками. Но вред, который он мог причинить Эйле, далеко не исчерпывался побоями. Сын женщины вождя, он давно уже готовился стать вождем. И сейчас, наблюдая за смутившейся Эйлой, он предвкушал будущую месть.
С завтраком было покончено. Женщины проворно уложили посуду. Всем, как и Брану, не терпелось скорее отправиться в дорогу. Эйла попрощалась с другими целительницами, с женщиной Норга, со всеми, с кем успела познакомиться на Сходбище. Привязав ребенка себе на спину, она заняла место впереди женщин своего Клана. Вождь дал сигнал к отправлению, и они двинулись. Не доходя до поворота, Клан остановился – все бросили прощальный взгляд на пещеру хозяев. Люди Норга смотрели им вслед.
– Да пребудет с вами Урсус! – сделал знак Норг.
Бран кивнул, повернулся и зашагал вперед. Пройдет семь лет, думал он, прежде чем они опять увидят Норга и людей его Клана. А может, эта встреча была для него последней. Только духу Великого Пещерного Медведя известно, что ждет впереди.
Как и предполагал Бран, обратный путь давался Кребу с трудом. Его уже не воодушевляло радостное ожидание. Напротив, силы старого шамана подтачивали грустные размышления о тайне, открывшейся ему во время священного обряда. Бран наблюдал за ним с возрастающей тревогой. Он понимал, Великий Мог-ур страдает не только от телесной слабости, но и от упадка духа. Креб еле волочил ноги. Он не поспевал за остальными, и множество раз Брану приходилось останавливать Клан и посылать за старым шаманом кого-нибудь из молодых и сильных охотников. А вождю не терпелось оказаться в родной пещере, но все же он замедлял свой шаг, подлаживаясь под Креба. Мог-ур, казалось, утратил интерес к чему бы то ни было. Несколько вечерних обрядов, устроенных по настоянию Брана, он провел неохотно и вяло. Жесты его были до странности небрежны и безучастны, словно дух великого мага витал где-то далеко. Бран заметил также, что Креб и Эйла держатся друг от друга в отдалении. Эйла казалась понурой, и походка ее утратила живость, хотя молодой женщине было не занимать сил. Между этими двумя что-то произошло, догадался вождь.
С самого утра люди брели через высокие поблекшие травы. Оглянувшись назад, Бран опять не увидел Креба. Он уже собирался отдать приказ одному из охотников, но передумал и повернулся к Эйле.
– Ступай,
Приказ вождя удивил Эйлу, но она покорно кивнула, передала ребенка Убе и поспешила назад по увядшей траве, примятой множеством ног. На этот раз Креб отстал особенно сильно – он медленно ковылял, тяжело опираясь на свой посох. Видно было, что каждый шаг дается ему с болью. После того как он, отверг страстный порыв терзаемой раскаянием Эйлы, она не знала, как с ним держаться. Она видела, что искореженные суставы заставляют его страдать, но он наотрез отказывался от всех ее снадобий. Эйла вся извелась, глядя на него, но настаивать не осмеливалась. Увидев ее, Креб остановился.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Бран велел мне привести тебя.
Креб что-то пробурчал себе под нос и вновь побрел вперед. Эйла плелась следом. Наконец, не в силах вынести мучений Креба, она обогнала его и опустилась на землю у его ног. Кребу поневоле пришлось остановиться, но, прежде чем коснуться плеча молодой женщины, он долго смотрел на ее склоненную голову.
– Эта женщина хочет знать, чем она прогневила Мог-ура.
– Ничем, Эйла.
– Тогда позволь, я помогу тебе! Раньше ты никогда не отказывался. – Эйла осеклась и опять перешла на ритуальные жесты. – Эта женщина умеет исцелять недуги. Ее печалит, что Мог-ур не принимает ее помощи. О Креб, позволь мне облегчить твою боль, – вновь сорвалась она на повседневный язык. – Я так люблю тебя. Для меня ты все равно, что мужчина моей матери. Ты всегда заботился обо мне, заступался за меня. Тебе я обязана жизнью. Не знаю, почему ты меня разлюбил. Но я люблю тебя по-прежнему.
И слезы, горькие отчаянные слезы хлынули у нее из глаз.
«Почему, стоит только ей решить, что я не люблю ее, из глаз ее течет вода? – думал Мог-ур, и сердце его сжималось. – Почему я не могу вынести этого и готов сделать все, лишь бы ее утешить? Неужели у всех Других такие слабые глаза? Она права, раньше я позволял ей лечить себя, и нет причин отказываться от ее помощи сейчас. Да, она не женщина Клана. Она родилась среди Других и принадлежит им доныне, хотя сама она да и все прочие полагают иначе. Но она и в самом деле целительница. Ей не дано стать истинной преемницей Изы, но чары исцеления подвластны ей. Она делала все, что в ее силах, чтобы стать женщиной Клана. Я видел, ей приходилось тяжело. Но я не ведаю, как тяжело ей было на самом деле. Не впервые вода застилает ей глаза. Но сколько раз она сдерживалась. Сколько раз таила свое горе. Лишь когда ей кажется, что я не люблю ее, она не в силах сдержаться. Ей слишком горько. Если бы я решил, что она разлюбила меня, мне тоже было бы горько. Почему я так привязался к рожденной среди Других?» Креб пытался увидеть, в ней представительницу далекого и непонятного племени. Но перед ним была Эйла, дитя, выросшее у его очага.
– Поспешим, Эйла. Бран ждет нас. Вытри глаза. И на стоянке сделай мне отвар из коры ивы, целительница.
Эйла просияла сквозь слезы, поднялась и подошла к нему. Креб, поколебавшись, оперся на ее руку.
Увидев их, Бран сразу понял, что дело пошло на лад. Он немного ускорил шаг, хотя Клан все еще передвигался медленнее, чем хотелось бы вождю. Старый шаман по-прежнему казался сумрачным, но все же он немного воспрянул духом и старался не слишком задерживать соплеменников. Да, между этими двумя, несомненно, что-то случилось, но теперь, похоже, у них мир, думал Бран. И все благодаря тому, что он догадался послать Эйлу за Мог-уром.
Теперь Креб принимал помощь и заботы Эйлы. Но преграда, возникшая между ними, так и не исчезла. Он помнил, что Эйле не дано разделить печальную участь Клана, и не мог преодолеть отчужденности. Казалось, прежняя теплота и доверительность их отношений утрачены безвозвратно.
Дни стояли по-летнему жаркие, однако ночи становились все прохладнее. Увидев на западе контуры заснеженных вершин, утомленные путники приободрились. Расстояние, отделяющее их от дома, убывало слишком медленно, хотя они не давали себе отдыха. День за днем они шли на запад, а горная гряда на юге полуострова все еще виднелась далеко впереди. Но, так или иначе, они приближались к родным краям. Сверкающие хребты вырисовывались все более отчетливо, и уже можно было различить голубоватые расщелины ледников и темно-красные отложения горных пород.