Клан Пещерного Медведя

Ауэл Джин Мари Антинен

Внезапно Эйлу пронзила жуткая мысль. «Что, если Бруд захочет совершить это со мной еще раз? – подумала она в отчаянии. – Нет-нет! Больше я этого не вынесу. Лучше вообще не возвращаться домой. Но куда мне идти? В маленькую горную пещеру? Это слишком близко от пещеры Клана, там меня найдут. И все равно мне не выжить там зимой. А больше мне некуда деться. Я не хочу жить одна, без Изы, Креба и Убы. Как же быть? Если Бруд вздумает вновь утолить со мной свою надобность, мне придется ему подчиниться. Женщины не отказывают в этом мужчинам. Но я не такая, как все. Пока я была девочкой, он не требовал этого от меня. Зачем только я стала женщиной? Я так радовалась, когда мой покровитель впервые вступил в бой. Лучше бы я оставалась девочкой до конца

жизни. Что толку быть женщиной, если я все равно не могу родить ребенка? Чтобы мужчины мучили меня, когда им взбредет в голову? Не понимаю, для чего им это надо».

Солнце уже садилось, когда Эйла решила вернуться в пещеру. Яйца куропаток, которые она так бережно хранила, разбились, испачкав всю ее накидку. Она оглянулась назад, на ручей, и вспомнила, с каким легким сердцем наблюдала сегодня за птицами. «Так недавно я была счастлива и беззаботна, а кажется, что давно, очень давно», – думала она с горечью.

Чем ниже опускалось солнце, тем сильнее тревожилась Иза. Несколько раз она, не утерпев, отправлялась навстречу Эйле, но вскоре возвращалась, не зная, где ее искать. «Женщине нельзя бродить по лесу одной, – сокрушалась целительница. – Никогда мне не нравилось, что Эйла ходит на охоту. Вдруг на нее напал хищник? Вдруг она ранена?» Креб тоже беспокоился, хотя и не подавал виду. Когда темнота сгустилась, заволновался даже Бран. Иза первой увидела Эйлу, которая брела со стороны скалистого кряжа, еле передвигая ноги. Целительница уже собиралась отругать дочь за то, что та заставила всех переживать. Но стоило ей вглядеться в Эйлу, и руки ее опустились прежде, чем сделать жест упрека.

– Эйла! Ты ранена? Что произошло? – спросила, наконец, перепуганная Иза.

– Меня избил Бруд, – с каменным лицом ответила Эйла.

– Но за что?

– Я не хотела ему подчиниться.

И, явно не желая дальнейших расспросов, молодая женщина вошла в пещеру и направилась прямиком к очагу Креба.

«Что же случилось? – терялась в догадках Иза. – Эйла вела себя так благоразумно, беспрекословно выполняла все приказания Бруда. С чего ей вздумалось ослушаться его? И почему Бруд не сказал мне, что встретил ее в лесу? Он же видел, что я места себе не нахожу. Бруд вернулся давно, солнце было еще высоко. Почему же Эйла так запозднилась?» Украдкой бросив взгляд через разграничительные камни в сторону очага Бруда, Иза увидела, что вопреки всем правилам поведения он в упор смотрит на Эйлу и на лице его застыла довольная ухмылка.

Креб тоже понял: что-то неладно. От него не ускользнуло ни разбитое лицо Эйлы, ни ее безнадежный взгляд, ни высокомерное выражение Бруда. Старый шаман знал, что с годами ненависть Бруда к Эйле разгоралась все жарче, что непроницаемая покорность молодой женщины раздражала Бруда сильнее, чем ее по-детски беспомощный протест. Но то, что произошло между ними сегодня, вселило в Бруда уверенность в своем превосходстве над Эйлой. При всей своей проницательности Креб не догадывался, в чем тут дело.

На следующее утро Эйла, боясь покинуть свой очаг, долго тянула с завтраком. Но все же ей пришлось выйти. Бруд уже поджидал ее. Воспоминание о вчерашнем случае возбуждало его – Бруд был полон желания и жаждал удовлетворения. Когда он подал Эйле знак, ей захотелось броситься прочь сломя голову. Но все же она сломила себя и приняла нужную позу. Напрасно молодая женщина пыталась сдержать крики – боль была так пронзительна, что они сами срывались с ее губ. Люди, оказавшиеся поблизости, бросали на странную пару удивленные взгляды: они не могли понять, с какой стати Эйла кричит и с какой стати Бруда вдруг потянуло на нее.

Бруд упивался вновь обретенным господством над Эйлой. Он каждый день принуждал ее к соитию, хотя все вокруг поражались, зачем ему некрасивая женщина, к которой он всегда питал неприязнь, когда у него есть собственная миловидная подруга. Со временем близость с Брудом перестала причинять Эйле телесную боль, но ее отвращение не ослабевало. Ради этого очевидного

отвращения Бруд и преследовал ее. «Наконец-то я поставил ее на место, – думал он с гордостью. – Теперь она узнала, что такое мужчина. Больше она не сможет сделать вид, что ей нет до него дела». То, что Эйла ненавидела и боялась его, отнюдь не огорчало Бруда. Так было даже лучше. Он с удовольствием наблюдал, как она сжимается от страха, как пересиливает себя, чтобы ему подчиниться. Даже воспоминание об этом зрелище возбуждало в нем желание. Бруд всегда отличался недюжинной мужской силой, теперь же она возросла, как никогда. Каждое утро, если Бруд не отправлялся в дальний охотничий поход, он совокуплялся с Эйлой. Иногда то же самое повторялось и днем, и по вечерам. Иногда надобность возникала у него и по ночам, но тогда он утолял ее со своей женщиной. Бруд был в самом расцвете молодости и здоровья, и чем противнее он был Эйле, тем большее удовлетворение он испытывал во время близости с ней.

Эйла потускнела, пала духом, лишилась прежней живости. Угрюмая, понурая, она ни в чем не находила радости. Ненависть к Бруду вытравила в ее душе все прочие чувства. Подобно огромному леднику, который впитывает в себя всю влагу с окружающих его земель, ненависть эта иссушила Эйлу.

Она всегда содержала себя в чистоте, часто купалась в ручье и мыла волосы, следила, чтобы в них не завелись вши. Зимой она даже растапливала в большом сосуде снег для мытья. Теперь Эйла стала неопрятной: волосы ее висели безжизненными сальными прядями, она подолгу носила одну и ту же накидку, не обращая внимания на грязь и пятна. Даже к урокам Изы Эйла утратила интерес – искусство исцеления больше не привлекало ее. Она почти не разговаривала, неохотно отвечала на вопросы, редко охотилась, а если все же отправлялась в лес, возвращалась с пустыми руками. У очага Креба поселилось уныние.

Иза вся извелась, глядя на свою приемную дочь. Она не понимала, в чем причина столь разительной перемены. Ясно было, что горе Эйлы связано с Брудом. Но, в конце концов, он мужчина, он оказал ей внимание, и странно, что оно подействовало на нее так ужасно, удивлялась Иза. Она старалась держаться к ней поближе, не сводила с нее глаз. Увидев, что дочь тошнит по утрам, Иза испугалась, вообразив, что в Эйлу вселился дух зла. Но не зря Иза слыла опытной целительницей. Она первой заметила, что Эйла давно не скрывалась в уединении, предписанном законом для женщины, чей покровитель вступает в битву. С этого времени она стала наблюдать за дочерью еще внимательнее. Ей и самой не верилось, что ее опасения справедливы. Однако к тому времени, как народилась новая луна и лето вступило в пору расцвета, у Изы не осталось больше сомнений. Однажды вечером, когда Креба не было у очага, целительница сделала Эйле знак подойти поближе:

– Нам с тобой надо поговорить.

– Да, Иза. – Эйла послушно поднялась со своей меховой подстилки и опустилась на землю рядом с Изой.

– Когда твой покровитель в последний раз вступал в битву, Эйла?

– Не помню.

– Вспомни, Эйла. Это очень важно. Сражались духи с тех пор, как отцвели деревья?

Молодая женщина задумалась:

– Не знаю точно. Может, один только раз.

– Так я и думала. И по утрам тебя тошнит, правда?

– Да, – кивнула Эйла. Она полагала, что причина этой тошноты – отвращение, которое вызывал у нее Бруд. При мысли о совокуплении с ним ей становилось так мерзко, что она не могла удержать в себе завтрак.

– А груди у тебя болят?

– Немного.

– И соски твои в последнее время припухли, да?

– Вроде припухли. Но почему ты спрашиваешь?

Целительница устремила на дочь пристальный, серьезный взгляд:

– Эйла, я не представляю, как такое могло случиться. В это невозможно поверить. Но я уверена, это правда.

– О чем ты?

– Твой покровитель проиграл битву. У тебя будет ребенок.

– Ребенок? У меня? – недоверчиво переспросила Эйла. – У меня никогда не будет детей. Мой покровитель слишком силен.