Клан

Писательство – дело одинокое, и все же часто приходится полагаться на доброту других. Поэтому передаю сердечное спасибо Дженнифер и Тайлеру Беркам, Илейн Ламкин, Кэти Джуэл, Тоду Кларку, моим друзьям, семье и, конечно, тебе, читатель.

Посвящается Дуги и работникам Центра 911 округа Делавэр

Элквуд, Алабама

15 июля 2004 года

Все

Нагая, окровавленная, в состоянии шока, под обжигающим покрытую потом кожу солнцем, высоко стоящи «этм в безоблачном небе, Клэр Ламберт, тем не менее, заметила, что голое и белое, как кость, дерево в поле справа – то же самое, про которое она что-то сказала несколько дней, месяцев или лет назад. Хотя, что она тогда сказала – уже загадка. Она остановилась, если вообще шла, – все это время ей казалось, что она стоит неподвижно, сгорбившись, пока под израненными и грязными ногами ползла, словно гранитный конвейер, дорога, – и прищурилась на искривленный ствол, который напоминал изнуренную мать в истрепанном ветром головном платке: скрученные ветки закрывали живот, будто защищая, колени подогнуты, широко расставленные ноги торчат из-под края застиранной юбки.

Дерево заворожило Клэр, и хотя ее не держали ноги, которые многие мили казались абсолютно независимыми существами, с трудом несущими ее вес, она не могла отвернуться. Ее пах холодным языком лизало пламя; кровь в волосах засохла, а тот вязкий, затвердевший комок в дыре, где когда-то находился правый глаз, тикал, словно глаз заменили на часы, отсчитывающие оставшееся время. Но все же она смотрела, не в силах отвести взгляд, пока безжалостное солнце окрашивало кожу на голове в розовый цвет, поджаривало спину. Пот, чуть прохладнее в слабой тени под грудями, капал как слезы. Наконец она вздрогнула, ноги зашаркали к колючей проволоке, отделявшей поле от дороги. Хлопок зашептал на ветру, когда ее живот встретил проволоку, колючки впились глубоко в кожу; она ничего не почувствовала, только невольно дернулась. Испуганная птица вспорхнула из хлопка с криком, и тот притянул взгляд Клэр к взметнувшемуся пятнышку, воспарившему к небесам, а затем скрывшемуся в ослепительной пелене солнца. Клэр опустила голову, облизнула сухие растрескавшиеся губы языком-наждаком и снова шагнула вперед, не понимая, что ей мешает. За что ее лишают встречи с деревом и ощущения материнского уюта, которое оно могло подарить. И снова она шагнула вперед, и снова ей не дали пройти. В этот раз колючки пронзили кожу. Встревоженная, она сделала полшага назад, и черная проволока зазвенела, как гитарная струна, на которой играл ветер. На железном наконечнике налилась капля крови и повисла, застыв во времени, не обращая внимания на солнце, прежде чем сорваться и окрасить травинку. Нахмурившись, Клэр медленно перевела взгляд с проволоки на дерево, будто во всем виновата эта увядшая женщина, и попыталась заговорить, умолять. Из иссушенного горла донесся лишь тонкий писк: Помогите, – затем она будто проглотила пригоршню горячих камешков.

Звук.

Она обернулась, не желая отрывать глаз от дерева, но привлеченная единственным до сих пор звуком, который нельзя было назвать природным и который не был похож на мягкий голос в голове, нескончаемо и настойчиво твердивший, что все мертво. К нижней губе прилипла прядь волос и так и осталась в трещинке, где лопнула кожа.

На нее несся пылающий белый свет. Но она понимала это смутно, ведь между ней и светом стоял мужчина без лица и рук. Нет, не совсем так. Руки у Дэниэла были на месте, но они лишились кожи, казались очень темными и сырыми. Ее это не беспокоило, ведь он все равно редко ее обнимал – недостаток в их отношениях, который она когда-то надеялась

Почему ты не берешь меня за руку?

Потому что мы уже не дети, милая.

Но при виде освежеванного черепа из ее единственного глаза показалась слеза, презрев солнце, словно кровь на колючей проволоке.

– Поймаем попутку, – говорил он ей, хотя его губы не двигались. Рваная рана лица под непослушными каштановыми волосами кивнула на сияющий свет позади, который становился все ближе. Над переливающимся металлом плыло отраженное солнце, колеса взбивали густые тучи горчичного цвета.

Она открыла рот, чтобы ответить, сказать своему парню, что им лучше подождать остальных, но, даже если бы обрела голос, чтобы передать слова, ее вдруг рассекла внезапная молния боли, от чего Клэр сломало пополам и вырвало в грязь под ногами.

Все мертво.

Голова распухла, на ее глазах изо рта хлестала темно-красная река, превращая грязь в ржавчину и забрызгивая лодыжки. Вены на шее вздыбились толстыми веревками, раненый глаз загорелся и заныл – казалось, через глазницу пытается выползти мозг, чтобы отстраниться от непонятной реальности еще дальше, чем ей удавалось до сих пор.

Ослабев, она упала на колени, почувствовала, как земля обдирает кожу. Но боли не было. Кожа стала толстой тяжелой шубой, а порванная одежда сейчас не волновала. Ладони скользнули в песок.

Прозвучавший визг могли издать старые петли врат земли, распахнувшиеся, чтобы наконец принять ее; а может, она сама, когда пыталась вздохнуть после потока горькой переваренной паники и скорби; а может, тормоза автомобиля, который она видела, потому что в ее обожженные солнцем уши вплыл новый странный голос. Солнце затмил силуэт, а на обнаженную спину одеялом пала прохладная тень.

– Иисус, Мария, Иосиф и святые небеса, – произнесла она. – Мисс, что с вами?

Это они, только и смогла подумать Клэр. Они пришли забрать меня. Снова мучить. Это подсказывала та же уверенность, что все это время ее подгоняла, безошибочное ощущение, что за ней наблюдают, преследуют, охотятся; ощущение, что она должна быть мертва, хотя почему-то еще дышит.

Она замотала головой, чтобы бросить им вызов. Открыла рот, но вместо слов потекла кровь, и горло разбухло от реки тошноты. Она еще пыталась сопротивляться, но, когда подняла руки, чтобы защититься, они поднялись только в ее мыслях. Тело перестало слушаться. Пара пыльных башмаков ушла из ее поля зрения.

Хорошо. Уходи. Отстань. Вы уже достаточно натворили. Все мертво. Вы убили их всех.

– Хосподи, Пит, живо подай собачью подстилку и фляжку. Шевелись!

Наконец головокружительный поток прекратился, и она нашла силы поднять голову. Перед ней был не человек, а спутанная тень под заломленной шляпой, пугало с золотым нимбом, делавшее вид, что оно – ее спасение. Ужас бился в груди, разжигая новые огни боли, которая будто излучалась из самой ее сути.

Из-за плеча человека выросла новая тень, такая же тощая, но без шляпы, с комком волос.

Они пришли убить меня.

– Боже ж ты мой, чтой-то у нее с глазом?

– А ну закрой рот, малой.

– Откудова она такая? Совсем без одежды, – голос переполняло нервное возбуждение.

Тень без шляпы сдвинули в сторону. Тощая захлопала руками, пока ее грудь не стала крыльями, опустившимися к Клэр, охватившими ее.

– Помоги поднять.

Она открыла рот, чтобы застонать из-за внезапного, ужасного жара, который ее объял, и почувствовала тепло, сочащееся между ног. Песок тут же потемнел.