Кланькины истории
Шрифт:
Проснулись с первыми лучами. Голод атаковал. Есть, разумеется, было нечего. Оставалось вернуться домой. Или хотя бы во Фрунзенск. Мужик на лодке не приплыл забирать их, хотя, по словам Акакия, божился и клялся. Единственным выходом в цивилизацию оставалась горная тропа.
– Надо бежать и не останавливаться. Все время вверх. Остановка – смерть, – сказал Акакий и обвел присутствующих своими правдивыми глазами.
И все ведь побежали. Среди путешественников нашлись и гипертоники, и астматики. Но поблажек в покорении горы никто не получил.
– Вперед! –
Акакий поддержал их дух несколькими историями о сорвавшихся и безвременно ушедших. Так что подъем шел хорошо.
При спуске Кланька не выдержала и полетела кубарем с горы. Видимо, это падение дивным образом повлияло на ее образ мыслей – она решила оставить у себя вечную память о Фрунзенске.
– Как вы думаете, не сделать ли мне татуировку? – спросила она у Тоси с Марфуней.
Они испугались, но перечить не стали.
В роли кольщика выступил друг Акакия. Помогали ему две местные девчонки. У одной на руке были выбиты кривые красные буквы.
– Что это? – спросила Кланька.
– Да, это мы пьяные были, не совсем ровно вышло, – просипела одна.
Чужой негативный опыт Кланькиного пыла не охладил.
– Это Маша с Дашей, ты не бойся, – поддержал ее друг Акакия. – Тут недавно они кадетов побили, так те пошли в школу жаловаться. Вот как измельчал кадет!
– Угу, – согласилась Кланька и занервничала.
Сели на кухне, рядом с Лекторешей. Кухня была отвратительно грязной. Но особенно грязными, даже грязнее собаки, были занавески.
Хозяин разложил на столе инструменты.
– Чего хочешь?
– Ну вот, чтоб круг был, а по контуру рыба, – начала Кланька без энтузиазма и скосила глаз на укротительниц кадетов.
– Цвет какой?
– Черный.
– Есть зеленый, красный и желтый. Выбирай из этого.
– Ну, зеленый, – обреченно пробормотала Кланька и напоследок поправила свои свалявшиеся за поездку хвосты.
– Еще чего хочешь?
– Да, причесаться бы… А то я с этими хвостами…
– Ой, – рассмеялись Даша с Машей. – Ты хвосты свои не трогай, и тебя никто не тронет.
Кольщик развел в крышке зеленую краску. Достал баночку вазелина, приложил к Кланькиному плечу ржавый пятачок, аккуратно обвел его ручкой и перешел к основному этапу работы. Бормашина свистела. Кровь капала. Местные девчонки держали Кланьку. Кольщик вытирал кровь старым, не раз использованным по назначению платком. Кровь не останавливалась, платок был отложен в сторону, а его функции перешли к занавескам. Вот тогда Кланька все прокляла – и глупость свою беспросветную, и доброту кольщика неимоверную.
– Все. В баню не ходи, – сказал друг Акакия, чрезвычайно довольный собой и своей работой. – Ну, как вам, девчонки?
– Ой-ей-ей! – восторженным Маше с Дашей на глаза навернулись слезы.
Рука распухла. Было не до бани.
Домой вернулись поздно вечером.
– Где ж вы были, где ж вы были? – причитала почти оправившаяся от ожогов Агафья. – Ах, как я нервничала. Как перенервничала! Вы не уедете ведь больше?
– Да нет уж. Домой если только. Вот и поезд у нас послезавтра.
Стали готовиться к отъезду. Сдали в прачечную покрывало. Купили Агафье полотенце. Отпустили с миром щенка. Довольно, довольно Алушты! Вот еще бы… таможнюпережить что ли.
Домой
– Справка от гинеколога есть? – поинтересовался неотесанный таможенник.
– Поищу сейчас, – погрузилась в свой пакет Тося.
– О, боже! – таможенник закатил глаза и убежал.
– А вы боялись, дурехи, – мило улыбнулась Тося. – Ну, обошлось же все!
– Вот именно, что обошлось. А могло так обойтись, так, – и Марфуня дала волю слезам.
P.S.
После отдыха кожные заболевания, а также проблемы с желудочно-кишечным трактом наблюдались у Марфуни, Кланьки и одного из Сенек. Остальные особенно не пострадали.
Абхазия
Все детство Любава провела в Абхазии. Очень уж ей там нравилось. Собралась и на этот раз. Тосю и Кланьку долго уговаривать не пришлось. А Марфуня в этом составе уже никогда никуда не ездила.
Поезд
Провожала их толпа Любавиных друзей. Они много смеялись. Попытались протереть окно купе и даже ухитрились его сломать. Пока чинили, уронили на рельсы чью-то куртку. Выпросили у проводницы швабру, чтоб можно было достать. Окно не чинилось, куртка не доставалась. Проводница нервничала. И в особо нервные моменты выпячивала вперед два зуба, за что тут же получила прозвище Боберчик (Позже прозвище это незаметно прилепилось и к нервной Кланьке).
Воспользовавшись переполохом, Любавина мама отвела Кланьку в сторонку и тихо предупредила: «Кланя, осторожнее. Любава – аферистка!»
Любава фонтанировала идеями, любила розыгрыши, не лезла за словом в карман и питала нежные чувства к авантюрам. Она была настолько яркой, что иногда Кланька пугалась…
В купе столкнулись две симпатичные старушки. Они тыкали друг другу в нос билеты и причитали:
– Вот, смотрите, какое у меня место. А вагон какой. Смотрите. А время. У вас тоже так? Что ж такое?
Пытались найти хотя бы одно отличие. И нашли ведь – отличались номера поездов. Правда, за выяснениями истины второй поезд ушел. Потерпевшей пришлось выселиться, и в купе осталась одна старушка.