Классициум (сборник)
Шрифт:
– Пуговица… Безобразие, – пробормотал Дитрих. – Прошу простить, господин Суходолов, мы обязательно разберёмся…
На самом деле, агент на всякий случай должен был спрятаться в укромном месте. Но – не получилось.
– Ich berate Ihnen, Herren vern"unftiger zu sein, – на безупречном немецком отчеканил Суходолов, судя по всему, ни на йоту не поверивший в предложенное объяснение. – Sie haben Fragen? Wenn nein, biete ich an, zur n"achsten Etappe anzutreten [3] .
3
Советую
– Согласен, – бодро сказал Дитрих.
В сопровождении четырёх агентов в дом вошёл Данин, Суходолов представился, протянул руку. Данин руку пожал, но не удостоил майора ответом и угрюмо огляделся по сторонам. Его провели по первому этажу. Как на экскурсии, показали музыкальный зал, где в блестящем зеркале паркета отражался рояль и стоящие вдоль окон позолоченные стулья. Показали кабинет со шкафами, полными книг. Показали то, показали это, кухню, столовую, буфетную, две ванные комнаты, людскую… Дитрих держался справа от Данина, Суходолов – слева. Впереди и сзади шли, перемешавшись, как и было оговорено, русские и немцы. Когда стали подниматься по мраморной лестнице, Дитрих отстал на шаг, чтобы взглянуть на майора. Лицо у майора Суходолова было бледное и напряжённое, не лицо, а посмертная маска из гипса. А ведь плохо дело, подумал Дитрих.
– Aller im Korridor zu bleiben, – деревянным голосом приказал майор и потянул на себя створку белой двери. – Wir werden nur ich, Herr Danin und Herr Zal’tsman kommen. – Он повторил для своих: – Всем оставаться в коридоре. Войдём только я, господин Данин и господин Зальцман.
Они вошли втроём в ярко освещённую комнату. Это была детская. У высокого закруглённого окна стоял расписной лакированный столик с двумя стульчиками. У левой стены – шкаф, заполненный игрушками, на большом, изумрудного цвета, ковре с нежно-лиловыми анемонами – деревянная лошадка-качалка, резиновый мяч… Майор прошёл по ковру, с лёгким шорохом отдёрнул светло-зелёную штору из тонкой шелковистой ткани, разрисованную весёлыми рожицами. Штора ездила на металлической струне и делила просторную комнату пополам. К удивлению Дитриха, за ней ничего не было, словно часть обстановки вынесли. Пастельные обои на стене, голый паркет и – пустота.
– Что-нибудь вспомнили? – с непонятной усмешкой спросил майор, пристально глядя на Данина, стоящего в задумчивости посреди комнаты. Тот отрицательно покачал головой. – Ну, ещё бы… – Суходолов повернулся к Дитриху. – И куда заведёт нас недоверие, господин Зальцман? Мы разрешили вам приехать на бронепоезде, по-другому ваш состав не назовешь. Мы позволили вам взять с собой оружие и пошли на все ваши условия. Проверки мне тут устраиваете? Шутки шутите? Где настоящий?! – Его голос грозным эхом раздавался в пустоте спальни.
– Спокойно, майор, – быстро произнёс Дитрих, примиряюще поднимая руки. – Мы же с тобой оба солдаты. Осторожность никогда не помешает, правда?
Скрипнув, приоткрылась створка двери, появилась чья-то голова и сразу исчезла.
– Кто там?! – прорычал Суходолов. Дверь быстро захлопнулась.
– Да, это двойник, – сказал Дитрих. – Мы не могли рисковать. Господин Данин ждёт внизу, в машине. Предлагаю забыть этот небольшой инцидент и провести повторный осмотр, по выработанному регламенту.
– Небось, он и по-русски-то ни бельмеса, – процедил Суходолов и, обойдя «Данина», стоявшего столбом, направился к двери.
Дитрих натянуто улыбался ему в спину.
– Да не злись ты, майор. Ничего же страшного не случилось?
Но пока они спускались вниз и шли к машине, его не оставляло беспокойство. Суходолов откуда-то узнал о подмене. А ведь отдел маскировки поработал так профессионально, что и родная мать не отличила бы двойника от оригинала…
– Я в России? Я ничего не вижу, – в недрах автомобиля взволнованно повторял Данин. – Почему темно? Мы в лесу?
– Успокойтесь, господин Данин, – увещевали его приглушённые голоса. – Сейчас ночь. Скоро всё наладится.
Не одного Данина мучила эта тьма египетская. Когда они привели его в чувство, сделав пробуждающий укол, и готовы были вести к зданию-птице, вдруг погасли окна в доме и фонари на подъездной дороге. Мир погрузился в первобытный хаос. Дитрих смотрел издалека на тёмное здание, на голые парковые деревья, и под свист ветра, под гулкое своё сердцебиение, выдававшее страх, молился об успешном завершении их миссии, вязнущей в этих снегах.
Между сугробами замелькали огни. С ручным фонарём, отбрасывающим на дорогу широкий сноп света, бегом вернулся Шварц. Он тяжело дышал.
– Выбило пробки… Русские обещают исправить через пятнадцать минут…
– Ждём, – отрывисто приказал Дитрих стоявшим вокруг помощникам и костяшками пальцев тихонько постучал в стекло автомобиля. Вылез врач с длинным лицом, в теплой кожаной куртке и вязаной шапке с козырьком. – Что там?
– Очень слаб, господин полковник. Нервничает. Больше суток на глюкозе и нейролептиках… Желательно поставить ещё один укол, но я боюсь не попасть в вену.
– Сейчас всё будет. У нас полно фонарей.
За спиной у Дитриха словно вспыхнуло пламя. Он резко обернулся. Дом снова сиял огнями, как ярмарочная карусель; над ним желтела недозрелая луна, и хрусткий снег под ногами по-прежнему отливал синим, и сердце постепенно перешло на ровный ритм, и повеселевший Дитрих принялся рассказывать Данину, в каком красивом доме тот когда-то жил.
На нетвёрдых ногах Данин поднялся по ступеням белого дома с колоннами. Навстречу шагнула фигура в военной форме, за ней ещё пять или шесть таких же. Снежинки таяли на ресницах, и фигуры прыгали у Данина перед глазами.
– Добро пожаловать, Пётр Андреевич, – басом сказала одна из фигур. – Меня зовут Иван Терентьевич Суходолов. Мне поручено всячески содействовать вам во время посещения родного дома.
Данин, как утопающий, ухватился за протянутую для рукопожатия горячую ладонь. Вошли в залитый огнями холл. Данин оказался в плотном кольце из военных – русских и немцев – и ему был хорошо виден только высокий потолок, разрисованный пухлыми крылатыми ангелами.
– Как вы себя чувствуете? Выглядите неважно, – заботливым голосом сказал Суходолов, наклоняясь прямо к его лицу.