Классно быть Богом (Good to Be God)
Шрифт:
Шай опоздала на десять минут.
– Ну, и как все прошло?
– Знаешь, если с погашенным светом, все не так плохо.
– Ты сказала ему, что у вас ничего не получится?
– Нет.
Теперь я сержусь. Почему люди не могут нормально делать свою работу?! Тем более, когда все заранее оговорено. За что я тогда отдал деньги?!
– Но ведь мы договаривались…
– Мне не пришлось прибегать к нашей душещипательной истории, потому что он сам меня бросил.
– Как так?
– Сказал: “Извини, но у нас ничего не получится”. Попросил не обижаться.
– А ты что сказала?
– Я сказала, что мне очень
Я сижу совершенно пришибленный.
Шай говорит:
– Сделай мне одолжение. Напиши на моей веб-странице хвалебный отзыв. Придумай там что-нибудь поинтереснее, хорошо?
Шай уходит. Я прислушиваюсь к разговору у барной стойки. Крупный бритоголовый мужчина беседует с хозяином заведения.
– Дайте мне шанс, – говорит бритоголовый. Ему очень нужна работа.
– Прошу прощения, – отвечает ресторатор.
– Только дурак не возьмет меня на работу, – говорит бритоголовый, – а вы не похожи на дурака.
Видимо, предполагалось, что это шутка. Но прозвучало, как грубость. Такие вещи надо уметь говорить с очаровательной улыбкой. В противном случае эта претензия на остроумие выйдет не самой удачной. В другой ситуации, с другим собеседником, при хорошем раскладе это могло бы сработать. А тут мужик явно сглупил. Но разве это его вина? Если ты, например, лопоухий, разве это твоя вина?
– Прошу прощения, – отвечает хозяин. Он, кстати, умеет вести разговор. Просто отказывает, не называя причину. Потому что, если назвать причину, у собеседника появится повод для опровержения.
– Послушайте, я докажу, что хочу и умею работать, – говорит бритоголовый. – Давайте я поработаю один вечер бесплатно, и вы поймете, что я лучший повар.
– Прошу прощения, – хозяин уходит, ничуть не смущаясь.
Сострадание – это болезнь. От него надо лечиться. Но мне очень хочется как-то помочь этому мужику. Он не пошел попрошайничать. Он действительно хочет работать. И пытается устроиться на работу. Большая редкость по нынешним временам. А вообще сострадание – разновидность высокомерия. Господь свидетель, я не могу помочь даже себе самому, так с чего я решил, что сумею помочь другим? Я смотрю на этого мужика. Он – это я. Еще один безнадежный неудачник сорока с чем-то лет. При полном отсутствии всяческих перспектив.
Мне вдруг приходит в голову, что в Церкви тяжеловооруженного Христа никак не охвачена область мирских развлечений. А тут в общем есть, где развернуться. Почему бы нам не устроить маленькую вечеринку, безотносительно всякой религии? Пикник с барбекю? Скромный банкет? Со всякими вкусностями, чтобы завлекать пилигримов?
– Я слышал, вы ищете работу, – обращаюсь я к бритоголовому.
– Да, ищу, только никак не найду. Я Шафран. Все меня так называют.
Мы пожимаем друг другу руки, и я беру у него номер телефона.
– Вы из тех, кто разбирается что к чему и соображает своей головой, – говорит он. – Большая редкость по нынешним временам.
Видимо, это был комплимент. Но комплимент, сказанный таким тоном, воспринимается как оскорбление.
– И это неправда, что я пытался избить всех своих работодателей, – заверяет меня бритоголовый.
По дороге домой я вижу практически бездыханное тело, распростертое на тротуаре в странной изломанной позе. Судя по живописным лохмотьям, это самый обыкновенный бомж. Просто валяется пьяный. А что,
Мимо проходят три черных подростка.
– Он что, дохлый? – спрашивают со смехом.
Когда человек пройдет мимо и не предложит помочь – это еще как-то можно понять. Но зачем же смеяться?! Достаю телефон, вызываю скорую.
Скорая подъезжает минут через пятнадцать. Врачи с подозрением поглядывают на тело, лежащее на тротуаре.
– Это вы нас вызывали? – спрашивают у меня чуть ли не обвиняющим тоном.
Они настороженно озираются, словно боятся, что на них кто-то набросится. С большой неохотой подходят к телу. В принципе, мне уже можно ехать. Но я остаюсь. Я теперь вроде как отвечаю за этого старика. Врачи что-то делают с ним, и через пару минут он открывает глаза. Он не умирал от сердечного приступа, а просто напился и лег проспаться.
– Этот мужчина о вас беспокоился, – говорит кто-то из врачей, указывая на меня. Старый алкаш даже и не глядит в мою сторону, не говоря уже о том, чтобы сказать мне “спасибо”. Зря я так распсиховался на тех чернокожих ребят. Они были правы, а я неправ. Проходи мимо и смейся. Такова жизнь.
Я договорился с Гертом, что он придет на воскресную службу и расскажет о своей чудесной кружке. Однако в субботу вечером, когда я уже собираюсь закрывать церковь и ехать домой, Герт звонит мне на мобильный и говорит, что его завтра не будет.
– Ты только не обижайся, Тиндейл. Но с таким чудом мне нужна церковь побольше. Я теперь буду работать с сестрами Фиксико.
– Что за сестры Фиксико?
Герт даже не отвечает, просто вешает трубку.
Я выхожу на улицу и вижу, что, несмотря на столь поздний час, на фасаде огромного здания рядом со зданием нашей церкви ведутся какие-то оформительские работы. Здание действительно очень большое. Судя по архитектуре, в двадцатых годах это был помпезный кинотеатр, который потом переделали под торговые площади для магазина туристических товаров. Но магазин быстро закрылся за нерентабельностью, и с тех пор здание пустовало и потихонечку приходило в негодность. Я, кстати, подумывал о том, чтобы выкупить этот бесхозный дворец – ну, когда я уже развернусь в качестве Господа Бога, – и превратить его в новый, просторный дом Церкви тяжеловооруженного Христа. Но тут откуда ни возьмись появилась бригада рабочих и активно взялась за ремонт. Причем работы велись с поразительной скоростью, чуть ли не круглосуточно. Это Майами. Здешние темпы строительства бьют все рекорды. И все-таки мне любопытно, кто наши новые соседи.
Бригадир дает команду, и на фасаде зажигается надпись. Гигантские буквы, синий неоновый свет. “Храм беспредельного изобилия”. Теперь, когда надпись зажглась, под ней высветился плакат на огромном рекламном щите: “Все, что ты хочешь, и даже больше. Не ограничивай себя в желаниях. Сестры Фиксико – официальные дилеры Господа Бога”.
На этот раз я сам звоню Дейву и предлагаю пройтись по барам.
– Мне патологически не везет.
– Все так говорят, – отвечает мне Дейв. – Каждый считает себя настоящим гигантом в постели, и каждый уверен, что ему никогда не везет.