Клаудиа, или Дети Испании. Книга первая

Барыкова Мария

– Ах, милая Клаудита, никогда я не забуду тот день, когда к нашей отаре подкрался волк. Мы с Мануэлито как раз обсуждали, кем лучше всего стать, когда вырастем. И вдруг на краю стада послышался шум, овцы отчаянно заблеяли, как обычно всегда бывало, когда они чуяли какую-то опасность. И тогда, как сейчас помню, Мануэлито молнией вскочил на коня и во весь опор помчался к отаре, даже понятия не имея, что там происходит; отчаянный он был парень! Я кричал вслед, что там, наверняка, волки, что лучше ему не лезть туда, но он, похоже, меня даже не слышал. Уже в следующее мгновение я увидел, как конь его, которого Мануэлито называл – мой Бабьека [16] , заржал и в свечку, а с губ так и летит пена – от ужаса, значит. Я упал на колени

и стал молиться Господу, чтобы он защитил Мануэлито. И так я стою на коленях, молюсь, а одним глазом все смотрю и вижу, как отчаянно рвется Бабьека, и как упрямо Мануэлито все подает и подает его вперед на ощерившегося волка, а сам раскатисто стреляет в воздухе кнутом, – тут падре Челестино на мгновение отвлекся от повествования, и лицо его на мгновение озарила устремленная в какую-то бездонную глубину прошлого улыбка. – Это было у нас тогда особым шиком, пускать волну на длинном пастушьем кнуте, из-за чего кончик смыкался с таким звуком, будто кто-то неподалеку стрелял из пистоли. Словом, там разгорелась настоящая битва, и мне было ужасно страшно и за Мануэлито, и за коня. Не знаю, чем бы все это и закончилось, но с другого конца поля со страшным лаем примчались два наших волкодава. Тоже, надо сказать, были собаки! Сущие звери! Волк дал деру, да так, что псам и не догнать. Они скоро вернулись, языки на боку, но целехонькие, без всяких следов битвы. Мануэлито еще даже не успел успокоить своего Бабьеку и все стоял и гладил его, обняв за шею. А я бросился к нашим собачкам и стал обнимать и благодарить их.

16

Бабьека – имя легендарного коня национального героя Испании – Сида Компреадора.

И потом я еще долго спрашивал у Мануэлито:

– Неужели тебе совсем не было страшно?

А он мне все время твердил:

– Нет. Я и не думал об этом. Ведь надо было поскорее прогнать наглеца. Только потом, когда я уже стоял, обнимая коня, меня так заколотило, что я успокаивал скорее себя, чем Бабьеку.

А вскоре после этого случая Мануэлито вслед за старшим братом уехал в Мадрид и там поступил в королевскую гвардию, а я отправился учиться к святым отцам в монастырь тринитариев [17] …

17

Тринитарии – монашеский орден, основанный в 1199 г. для выкупа пленных у мусульман Иваном де Мафа и пустынником Феликсом де Валуа.

Маленькая Клаудита, подперев тонкой ручонкой голову, слушала рассказ святого отца, смотрела, как пляшут пылинки в мутных лучах каморки церкви Иеронима и представляла себе сказочного принца. Она часто мечтала о том, что однажды он каким-нибудь чудом узнает о существовании бедной маленькой девочки и на своем горячем Бабьеке приедет за ней в их нищую Бадалону. Но урок заканчивался, чары рассеивались, и девочка снова возвращалась в размеренную жизнь глухой провинции, где царили тишь да гладь, да божья благодать, а также святая инквизиция и могущественный коррехидор [18] .

18

Коррехидор – глава администрации и судебного аппарата в небольших городах.

* * *

В то зимнее утро Клаудита проснулась от холода раньше обычного. Донья Гедета еще спала, выводя носом почти чарующую мелодию. За ставнями синел призрачный рассвет, и девочка подумала, что успеет сама сбегать к Франсине, чтобы дать своей бедной наставнице поспать еще хотя бы лишние полчаса. Бесшумно одевшись, Клаудита выскользнула на улицу, но, к ее удивлению, улицы, несмотря на столь ранний час, оказались полны народа. На каждом углу собирались кучки людей, мелькали пестрые юбки женщин и голые икры мужчин. По воздуху плыл невнятный гул, скоро сменившийся колокольным перезвоном с обеих церквей. Запыхавшаяся девочка вбежала в лавку, набитую покупателями до отказа.

– Вот

до чего довела этих французов склонность к болтовне! Мы, испанцы, молчим, зато уж никогда не позволим себе подобного! – громче всех разглагольствовал сапожник Реквехо, потрясая номером «Газеты», которая раз в неделю прибывала в Бадалону из столицы. – Вы только послушайте, до чего дошли эти лягушатники! – С негодованием в голосе обращался к стоящим в очереди людям умевший читать сапожник. – Казнили своего короля!

– Поднять руку на помазанника Божия! Само небо покарает их, – в суеверном страхе крестилась старая донья Марианна, работавшая на монастырской кухне.

– Что там небо, я слышал, наш новый фельдмаршал собирается объявить Франции войну, – вступил в разговор какой-то заезжий ремесленник.

– Да, ну?!

– Провалиться мне на этом месте! Да разве их католические величества потерпят такое надругательство над своими родственниками?! Ведь эти безбожники вот-вот казнят и королеву!

– Неужели они и на королеву поднимут руку? – с еще большим рвением принялась креститься донья Марианна.

– С этих извергов все станется. Они и дофина запросто казнят.

– Да что ты! Он ведь совсем еще мальчик!

– А им то что? С этой своей теткой гильотиной они совсем озверели. Скоро друг другу начнут головы рубить.

– Воистину, воистину Бог покарает их! – молилась донья Марианна.

– Ну, наши им теперь зададут трепку, – довольно загудели молодые парни, которые вошли в лавку, привлеченные возбужденными голосами.

– Куда там, зададут, – презрительно буркнул грамотный сапожник. – Воевать-то у нас уж некому. Все вояки, поди, давно подались в Америку. Ну-ка, несколько миллионов уехало. А из тех, что остались, половина уже сидит сами знаете, где…

– Тише, тише! Или соскучился по зеленому посланцу? Попридержи-ка язык, дон Реквехо!

– Да ладно вам! Недаром пословица-то говорит, «Испания – родина великих мужей, Испания – их могила».

– Вот ужо тебе будет «ладно»!

– А как же королевская гвардия?! – не унимались парни.

– Ха-ха, вспомнили, гвардия, – вновь оживился насупившийся было сапожник. – Да кто этой гвардией командует? Вчерашний лейтенантишка, которого за одну ночь произвели в фельдмаршалы?! Да этот молокосос ни в тактике, ни в стратегии не имеет никакого понятия. Я, дорогие мои, достаточно повоевал в свое время и знаю, – кипятился сапожник, выставляя на всеобщее обозрение свою наполовину деревянную левую ногу, – прекрасно знаю, сколькими талантами должен обладать настоящий полководец. И уж поверьте мне, эти таланты приобретаются отнюдь не в постели, даже если эта постель и…

– Тише, тише! – зашипели все на сапожника.

– А я слышал, – снова вступил в разговор незнакомый ремесленник, – что какой-то монах в Сарагосе предложил всем священникам собраться и пойти на Францию войной.

– Во-во-во! – в восторге завопил сапожник. – Воистину это было бы замечательно. Попов-то у нас раз в десять больше, чем солдат! Да и вся эта черная братия – сущие черти…

– Да тише ты, тише, черт! тьфу, проклятый! Совсем голову потерял, – все крестилась и крестилась старая Марианна.

Только тут Клаудита вдруг заметила, что один из парней смотрит на нее каким-то странным взглядом. Она уже не в первый раз ловила на себе такие непонятные взгляды мужчин, и взгляды эти изрядно ее пугали, даже несмотря на то, что мужчины обычно при этом сладко ей улыбались. Однако от этих улыбок все где-то там глубоко внутри у нее холодело и сжималось, а по спине пробегал легкий озноб. Поэтому, воспользовавшись тем, что все забыли о покупках, девочка быстро протолкалась к прилавку и, купив фунт кофе, помчалась обратно, испуганная не на шутку. Так вот чем кончились все эти ведущиеся уже пару лет глухие разговоры отца и Гедеты о зверствах, происходящих в соседней Франции! Клаудита, слышавшая их краем уха, всячески старалась не думать об этом, но живое воображение то и дело рисовало ей какие-то толпы, волосы в крови и осиротевших детей, бродящих по улицам. А самым ужасным, должно быть в силу своей непонятности и неизбежности, представлялась девочке таинственная тетка Гильотина, казавшаяся толстой страшной старухой с рынка, но с львиной головой на могучих плечах.