Клеманс и Огюст: Истинно французская история любви
Шрифт:
— Могу, и очень легко, — сказала Клеманс. — В счастье, которого все так страстно жаждут, никто не верит. Его надо так долго ждать, ведь оно не торопится приходить к нам. Потому что оно просто боится нас. Посмотрите, с каким упорством, с какой злобой, с каким остервенением весь мир набрасывается на него и старается его прогнать, когда оно приходит и бережно заключает этот мир в свои объятия. Сказать по правде, счастье — это плод воображения, выдумка. Я попрошу Огюста найти для вас мою последнюю книгу, я всегда вожу в чемодане, в машине несколько экземпляров для подарков. Ведь вы кое-что почитываете, мадам, я вижу, у вас на каминной полке лежат газеты.
— Вообще-то они мне нужны
Я встал из-за стола и подошел к двери, но почему-то никак не мог ее открыть. Вдова Леон пришла мне на помощь: она отодвинула засов, дважды повернула в замке ключ, откинула скобу, и я наконец выбрался из дома и направился к машине, чтобы найти то, о чем просила меня моя спутница. Вдова стояла на пороге и ждала, чтобы снова закрыть дверь.
— Я говорю о другом виде чтения, — вернулась к затронутой теме Клеманс, — я имею в виду книги, где речь идет о выдуманных событиях и фактах, но эти события и факты, сколь бы ни были они ужасны и прискорбны, никогда не смогут тягаться с низостью, гнусностью и мерзостью реальной жизни.
— Моя жена пишет о счастье, — уточнил я, — об успехе, о красоте, о стойкости, о невинности и честности.
— Ну и мешанина!
— Да, конечно… — согласилась Клеманс, — но я всем этим очень дорожу, и, уверяю вас, я не кривлю душой, нет, я очень искренна, таковы мои убеждения. Ну скажи же и ты хоть слово, попытайся убедить мадам Леон.
— Все истинная правда. Моя жена пишет настоящие шедевры о призрачной, идеальной жизни, о жизни, о которой можно только мечтать. Вы уже что-нибудь слышали о писательнице Маргарет Стилтон?
— Видите ли, это я и есть, — вставила Клеманс, не дожидаясь ответа мадам Леон.
— Хм… красивая книга, — задумчиво протянула вдова, рассматривая книгу, — и краски такие хорошие… А это кто же тут целуется и обнимается?
— На суперобложке? Мои герои.
— А ее можно давать в руки всякому? Я имею в виду, можно ли ее читать всем? — спросила вдова Леон, уставившись на название последнего творения Клеманс и зачитывая его вслух: «Больше, чем любовь».
— А знаете, вы подали мне хорошую идею! Да, да! Вы подсказали мне название для моей следующей книги! — воскликнула Клеманс. — Конечно! Я назову ее именно так: «Книга для всех!» Позвольте мне посвятить ее вам, прошу вас, а этот экземпляр я вам дарю и хочу его надписать. Итак, я ставлю свой автограф и пишу то, что написано на фасаде вашей гостиницы? Вдове Леон?
— Я предпочла бы, чтобы вы поставили здесь мою девичью фамилию, — замялась женщина.
— Ну что же, как пожелаете. Что же мне написать? Я вас слушаю…
— Напишите так: Луизе-Габриэль-Антуанетте де Ла Шез-Мари.
— Через дефис? Как Шез-Дье?
— Да, но между Шез-Мари и Шез-Дье нет ничего общего, скорее наоборот… Шез-Дье находится в Верхней Луаре, а Шез-Мари — в Пуату. Я родом оттуда, семейство наше обосновалось там давным-давно и проживало вплоть до смерти моего последнего дядюшки, разорившегося в пух и прах. Он продал все-все, даже последнюю семейную
— Туда помещают детей из того же департамента? — спросила Клеманс, но я нисколько не удивился ее вопросу и тому, что именно это ее заинтересовало.
— Как правило, нет, считается, что их нельзя оставлять там, где они жили, среди прежних друзей… Так что их туда привозят отовсюду.
— Итак, оказавшись в одиночестве, без особых средств к существованию, вы, прождав понапрасну своего принца из сказки, решились уехать?
— Да нет, я ждала не напрасно. Я полюбила господина Леона, имя у него было вполне подходящее: Парфе, [1] это был красивый мужчина… не из наших краев, приезжий… Он был торговым представителем крупной фирмы, торгующей винами; проще говоря, коммивояжером. Мой дядюшка был последним клиентом, к которому он должен был заехать… Господи, я спрашиваю себя, почему я вам все это рассказываю…
1
Parfait ( фр.) — прекрасный, совершенный. — Примеч. пер.
— Потому что вам это нужно… вам нужно выговориться… — сказала Клеманс, и в ее голосе прозвучало искреннее сочувствие. — Так что же, дядюшка вас благословил и отдал вам то немногое, что у него еще оставалось, чтобы вы могли обосноваться здесь?
— Видите ли, мсье Леон постарался устроить нашу жизнь самостоятельно, без чьей-либо помощи. Мы много раз переезжали с места на место и в конце концов осели здесь, остановив выбор на «Золотом орехе», потому что приобрести это заведение вполне оказалось нам по средствам. Да, сейчас, конечно, здесь все поблекло, краски потускнели, обои выцвели, но в общем-то ничего не изменилось. Все так, как было в первый день, когда мы его купили…
— За исключением посетителей, наверное, — вставил я.
— Да нет, здесь никогда не бывало много посетителей, хотя клиенты и прибывали к нам отовсюду. В основном это были люди в чем-то похожие на вас, заблудившиеся или желавшие специально забиться в глушь, затеряться, так сказать. У нас всегда были вот эти четыре столика и одна комната для постояльцев, вот и все. Ну, разумеется, есть еще наша спальня.
— Итак, вы были счастливы, — заключила Клеманс.
— Мы с Парфе были во многом схожи. В самом начале меня поражало его усердие, его рвение в работе, меня изумляли его пылкость и восторженность, его неожиданные порывы, но он довольно быстро успокоился, угомонился, и тогда проявилась его истинная натура, его природная лень, его склонность все пускать на самотек, столь похожие на мою леность, небрежность и неаккуратность. Так что мы слились в нечто единое, а ведь такое слияние и есть залог счастья, именно в нем и кроется его тайна. Увы, война положила конец нашему союзу, она разрушила его. Франция позвала моего Парфе. И он ушел. Он не вернулся. У Франции в запасе есть много возвышенных слов и громких призывов, но у нее короткая память.