Клеманс и Огюст: Истинно французская история любви
Шрифт:
— Возможно, вы и не держите конюшню, но ведь вы все же надеетесь выиграть Большой приз, не так ли? Да и что в этом дурного?!
После чего мы заговорили о писателях уже умерших, ведь, говоря о них, всегда знаешь, как к ним следует относиться; и так как Шарль Гранд был достаточно хорошо образован, мы устроили настоящее состязание на точность цитирования, одновременно постоянно горько сетуя на то, что в обществе все меньше и меньше говорили о тех авторах, чьи произведения мы цитировали по памяти.
— Ну кто теперь о них вспоминает? — вздыхал он.
— Все они знали, что только очень немногие преданные почитатели будут вспоминать о них, а некоторые из них не верили даже в это,
— Ну, о вас-то, конечно, речи нет, для вас этот вопрос не стоит вовсе, — не раз повторял Шарль Гранд, — а вот как обстоят дела с Клеманс Массер?
— Точно так же, как и со мной.
— Неужто вы так хорошо ее знаете? О, будьте внимательны! Остерегайтесь! Как только вы начинаете вести совместную жизнь с кем-нибудь, так сейчас же все меняется: вы больше как бы не видите того, с кем живете бок о бок. Да, все происходит так же, как и с вами, ведь вы ежедневно бреетесь перед зеркалом по утрам и не замечаете в себе самом никаких перемен, а если вы все же когда-нибудь замечаете, что в вашем облике что-то изменилось, то бывает уже поздно, так как вы уже преодолели заграждение в опасном месте и находитесь в двух шагах от бездонной пропасти. Господин сомелье, [3] пожалуйста…
3
Служащий в ресторане, подающий спиртные напитки. — Примеч. ред.
— Чего изволите, мсье Гранд?
— Откупорьте нам другую бутылку.
— Уже исполнено, мсье. Она из того же набора, что вы изволили заказать заранее. Посмотрите, какой цвет, какая прозрачность…
Вино всегда действовало на меня усыпляюще, но Шарль Гранд, казалось, черпал в нем новые силы и обретал способность проникать взором в будущее.
— Вы наверняка сейчас же передадите ей мои слова, да я на это и рассчитываю. Так вот, Клеманс Массер меня беспокоит…
— Она в расцвете сил!
— Вот именно! Как раз потому и беспокоит… Она вам ничего не говорила?
— Нет, ничего… О чем?
— Да ходят разные слухи…
Я предоставил ему возможность выбрать то, что ему нравится в тележке, которую подвезли к нашему столику и где лежали остренькие треугольники сыров, числом более десятка; он выбирал и обсуждал достоинства сыров с официантом, очень старым и дряхлым, которого держали в ресторане только потому, что он был не то двоюродным братом, не то еще более дальним родственником хозяина заведения; они когда-то сосали грудь одной кормилицы, затем служили в одном полку, как говорят, хлебали из одного котла, потом вместе чуть ли не умирали от голода в одном лагере для военнопленных, а еще позже, после войны, допивали остатки из одних и тех же бутылок у первого ресторатора, нанявшего их в качестве официантов. Короче говоря, одна из самых трогательных историй в духе добрых правоверных католиков.
— Не желаете ли отведать козьего сыру, мсье? — осведомился старый официант. — Мы очень рекомендуем вам вот этот, особо зрелый, превосходного качества и очень редко встречающийся, его нам доставляют прямо от одного специалиста-фермера, доки в своем деле, из окрестностей Пюи-де-Дом, из местечка, именуемого «Золотой орех», он утверждает, что откармливает свою козу именно орехами…
— Ходят разные слухи… — сказал Шарль Гранд, — а наш мирок такой маленький, и никто в нем не выдумывает нового, все в нем всего лишь повторение уже пройденного, некое эхо. Так вот, до наших ушей действительно дошли кое-какие слухи, что двое из числа моих собратьев сделали Маргарет Стилтон кое-какие авансы и выразили желание, чтобы она с ними сотрудничала, хотя бы отчасти.
— Вы первый говорите мне об этом.
— Ничего удивительного… Вы первый наложили лапу на неистощимый источник, приносящий богатство, но в наших же с вами общих интересах сделать так, чтобы этот источник не разлился на два потока… Итак, она вам ничего не говорила?
— Да нет, ничего, уверяю вас. К тому же мы с ней практически не расстаемся.
— Да? А что она сейчас поделывает?
— Сидит дома и пишет, ожидая моего возвращения.
— А ее почта? Письма, которые она получает и отправляет? Ведь мы передаем ей их мешками!
— Так ведь распечатываю их я, и читаю их ей тоже я, по ее собственной просьбе. В основном это всего лишь слова благодарности от восторженных читателей.
— Мой дорогой Авринкур, посмотрите мне прямо в глаза! Какой огонь в них пылает, бог мой! Уж не задел ли я вас своей болтовней?
— Нет, только удивили.
— Смотрите в вашу тарелку, ешьте, и поговорим спокойно. Вы нашли идеальную женщину. Она работает на вас. И не надо возмущенных жестов, а лучше послушайте меня. Не усмотрите в моих словах досады и колкостей, желания уязвить вас, нет, услышьте в них некое подобие зависти. Клеманс Массер является для нас источником, дающим драгоценную влагу, которую мы оба разливаем по бутылкам. Ну кто бы не пожелал наклеить на эти бутылки свои собственные этикетки? Если вы хотите еще одно сравнение, это молодая резвая кобыла из сказки. И какой владелец конюшни или хозяин конного завода не захотел бы оседлать ее? Ведь она может привести к победе и славе любого, кто наденет жокейскую куртку! Я счастлив, что открыл вам глаза на истинное положение дел. Так будем же начеку, Авринкур!
Мое смущение увеличилось из-за того, что всем, оказывается, известно, что «Клеманс везет меня на себе», но я невинно и простодушно противился самой мысли о справедливости такого суждения, ибо сама идея была мне глубоко противна, а возражения мои состояли в том, что именно я вставил ее ноги в стремена и подсадил в седло.
Уж не выдумал ли все это Шарль Гранд? Внезапно мне стало очень грустно, да и Шарль казался весьма печальным.
— Не пропустить ли нам десерт? — предложил он. — Мы опять слишком плотно поели.
Шарль заказал сигары.
— Гаванские сигары! Гаваны! — вновь заговорил он. — В конце концов, это единственная моя настоящая отрада в жизни, единственное, что доставляет мне удовольствие, пусть даже это удовольствие и мимолетно, как этот рассеивающийся дымок, свивающийся в кольца. Я ведь научил вас их раскуривать, медленно и осторожно, при помощи крохотного огонечка, горящего на конце кедровой палочки, да, вот так, как вы это делаете сейчас. Я никогда не давал вам дурных советов, Авринкур.
На мгновение он накрыл мою руку своей, чтобы обрести уверенность в себе самом и приободрить меня.
— Я всегда мечтал о такой женщине, как она. Вам повезло. Моя жена причиняет мне одни только огорчения, вызывает чувство досады и раздражения. Не в физическом смысле, разумеется, как женщина она мне очень даже нравится.
— Мадам Гранд весьма привлекательна, — сказал я.
Перед моим внутренним взором предстала эта живая, небольшого росточка особа, норовистая, стремительная, она вечно куда-то спешила и всегда выглядела так, словно она в сию секунду вырвалась из объятий какого-нибудь плута-любовника: из-под непокорной, свисавшей на лоб пряди смотрели блуждающим, растерянным взглядом прекрасные большие глаза, помада на губах была вечно чуть смазана, а изящное запястье постоянно поднималось вверх, чтобы можно было взглянуть на часики и узнать, который сейчас час.