Клео. Как одна кошка спасла целую семью
Шрифт:
По дороге в город Стив подбросил меня к подруге Джесси, в пригород, притулившийся между холмов. Я вылезла из машины и, обернувшись, предложила Сэму перебраться на переднее пассажирское сиденье. Я улыбнулась и попрощалась «до после обеда». Его синие глаза так и сияли, когда он занимал мое место. Мы и предположить не могли, что никакого «после обеда» у нас никогда будет.
Джесси приходила в себя после тяжелого гриппа. Похожая на героиню викторианских романов в своей белой ночной сорочке, она лежала на застеленной постели, изображая полуинвалида. Мы похлебали супчика, поболтали, посмешили друг друга рассказами о детях. Ее сыновья
Где-то зазвонил телефон. Трубку взял Питер, муж Джесси. Я еле слышала издалека его голос. Он отвечал односложно, потом вдруг вскрикнул. Видимо, ему сообщили что-то ужасное. Решив, что у них умер кто-нибудь из престарелых родственников, я постаралась изобразить сочувствие, когда он вошел в спальню. Питер побледнел и явно очень нервничал. Вид у него был как у человека, против воли втянутого во что-то чрезвычайно неприятное. Он взглянул на Джесси, потом на меня. Глаза у него были черные, как из оникса. Он сказал, что это звонили мне.
Тут явно была какая-то ошибка. Кто и зачем мог звонить мне в дом Джессики? Начать с того, что мало кто знал, что я здесь. Озадаченная, я вышла в переднюю и взяла трубку.
— Это ужасно, — услышала я голос Стива. — Сэм умер.
Его голос отозвался эхом в каждой клетке моего тела. Говорил он сдержанно, почти как обычно. Сэм и умер — эти два слова никак не сочетались. Я решила было, что Стив говорит о каком-то другом Сэме, старике, дальнем родственнике, о котором он мне просто забыл рассказать.
Я услышала в телефонной трубке свой крик. Голос Стива бил по ушам, как артиллерийские залпы. Сэм и Роб нашли раненого голубя под веревкой для сушки белья. Сэм настаивал, что его нужно срочно отвезти к ветеринару. Накануне он посмотрел мультфильм «Секрет крыс» и даже больше обычного сочувствовал животным.
Стив не мог оторваться: он готовил к обеду лимонный пирог с безе. Он сказал, что, если мальчики хотят везти птицу к ветеринару, пусть отправляются одни. Они положили голубя в обувную коробку и отправились вниз по зигзагу, через мостки и по деревянной лестнице, к автобусной остановке на шоссе. Когда мальчики были уже недалеко, они увидели, как автобус отъезжает от остановки вверх по горе. Сэм, стремясь поскорее доставить птицу к доктору, выбежал на проезжую часть, не дожидаясь, пока автобус отъедет подальше. Его сбила машина, спускавшаяся вниз по встречной полосе.
Слова рассыпались, как будто куски разных головоломок, и никак не складывались в единое целое. В трубке пронзительно вопил кошмарный голос, он не мог быть моим. Голос спрашивал, что с Робом. Стив ответил, что Роб совершенно цел, но сильно потрясен, так как все произошло у него на глазах. Я судорожно вздохнула с облегчением.
Некоторые люди, которым приходилось получать жуткие известия, рассказывают, что не сразу могли в них поверить. Возможно, дело в том, что Стив говорил очень коротко и просто, но его слова вколачивались мне в голову, как гвозди. Мой разум словно разделился на несколько отсеков. Откуда-то сверху, с высоты потолка, я наблюдала за тем, как я внизу рыдаю и кричу. Голова просто раскалывалась. Я готова была биться ею о стеклянную дверь в прихожей Джесси, только бы боль утихла.
Но в то же время я отметила несообразность ситуации. Ведь я пришла к Джесси, чтобы поддержать и подбодрить
Я рыдала и металась, не в силах справиться с горем. Это просто невозможно, не настолько прочно человеческое существо, чтобы выдержать такую боль и не сломаться. Жизнь была кончена. Время сжалось, как пружина. Мы ждали приезда Стива и Роба. Отказавшись от чая и спиртного, я уставилась невидящим взглядом в окно и слушала мычание, раздававшееся из моего горла. Часть разума удивлялась тому, какой странный шум издает мое тело, и тому, что он не умолкает, а продолжает звучать монотонно и бесконечно, словно где-то бубнит чтец.
Мне хотелось собраться до приезда Роба. Бедному малышу и так досталось сегодня. Но мозг и тело отказывались подчиняться. Я превратилась в рычащее животное. Прошло минут двадцать, пока Стив и Роб появились в прихожей Джесси. Мне показалось, что прошло двадцать лет.
Они материализовались, как два призрака. Убитый горем мужчина, сгорбившийся, как будто его ударили в солнечное сплетение, держал за руку измученного ребенка. Подобные лица и позы мне доводилось видеть раньше, на фотографиях беженцев или жертв военных действий. Стив был бледный как полотно, с пустыми, как у мраморной статуи, глазами. Роб, казалось, стал еще меньше, он весь сжался. Я заглянула ему в лицо, оно было безучастным, замкнутым. Опустившись на колени, я крепко обняла сына, оставшегося в живых, пытаясь представить, какие страшные мысли сейчас витают у него в голове. Только что он видел, как погиб его брат. Оправится ли он когда-нибудь от этого удара?
Вцепившись в сынишку, я снова заплакала навзрыд. Все тело содрогалось. Я так крепко обхватила Роба, что, кажется, испугала. Изогнувшись, он высвободился из моих объятий. Я попыталась взять себя в руки, перестала плакать и спросила Роба, как все произошло. Он сказал, что пытался остановить Сэма, когда тот решил перебежать дорогу, крикнул, что нужно ждать на тротуаре, пока автобус не отъедет. Но Сэм его не слушал. Последнее, что он сказал Робу, было: «Тихо ты».
Сэм лежал на дороге, как ковбой, сказал Роб, с красным шнурком на подбородке. Я не сразу сообразила, о каком красном шнурке он говорит и при чем тут ковбои. Детское воображение восприняло все увиденное как сцену из фильма-вестерна. Сэм предстал в образе Джона Уэйна, упавшего навзничь после перестрелки, с гримом на подбородке. Мне раньше и в голову не приходило, до чего детское восприятие смерти отличается от нашего.
Когда мы, подавленные, уселись в машину, Роб спросил, можно ли ему будет взять себе часы с Суперменом. Просьба меня шокировала, но, в конце концов, что взять с шестилетнего ребенка.
Дорожное полотно блестело под колесами, как лакричный леденец. Дома улетали назад под немыслимыми углами, как пьяные. Я ненавидела этот городишко, его холмы и кривые улицы. Все здесь было уродливым, грубым, на грани разложения. Меня страшила мысль о возвращении домой, о том, что предстоит увидеть наш зигзаг, взглянуть на вещи Сэма. Но больше нам некуда было податься.