Клеопатра, или Неподражаемая
Шрифт:
Ей все еще позволяли время от времени принимать важные решения; например, она вела переговоры с сыном Помпея, который приехал просить от имени своего отца продовольствие и корабли: Цезарь, вопреки всем ожиданиям, выгнал старшего Помпея из Рима и теперь преследовал его на Балканах. Клеопатра тут же отправила Помпею шестьдесят судов, груженных зерном, и пятьсот наемников. На сей раз солдаты не роптали. В этом, несомненно, сыграла свою роль позиция регентского совета; мнения трех опекунов и самой царицы в данном случае совпали, ибо основывались на одной и той же иллюзии: что Помпей остается абсолютным и неизменным хозяином Рима, а также гарантом независимости Египта. И даже когда в редкие моменты просветлений эта троица и сама царица вспоминали, что ничто в нашем мире не вечно, начиная с империй и их владык, сколь бы могущественными они ни казались, все равно
Развиваясь таким образом — от ослепления к вероломству, от предательства к интриге, — война между царицей и тремя мошенниками могла бы продолжаться очень долго, если бы страну, впервые за долгие годы, не постигло худшее из возможных бедствий: засуха.
В ПУСТЫНЯХ ВОСТОКА…
(49 г. до н. э. — 16 августа 48 г. до н. э.)
«Черная земля» потрескалась от зноя. Внезапно все покрылось мелким песком, принесенным ветром, поднятым вихрями пустыни. В раскаленном полуденном небе порой мерещился металлический блеск — и тогда казалось, будто боги усмехаются. Весь мир Стал обителью страдания; долина Нила, от одного конца до другого, — огромным незаживающим рубцом. Река обмелела, житницы опустели, колодцы высохли, лица осунулись, люди впали в отчаяние — у них не было больше сил смотреть в сторону истоков реки, ждать первых признаков паводка.
Наступил июль, но и он не принес в должный срок благодатный ил, и стало ясно, что половодья не будет; звезды прокляли Египет, Клеопатра бежала из Александрии.
Ходили слухи, будто ее изгнали горожане, будто троице, наконец, удалось сломать мужество и гордость царицы, которая прежде ничего не боялась. Однако, учитывая то, какой она была, как всегда просчитывала свои поступки, вполне можно предположить, что она сама предпочла на время скрыться из виду, когда поняла: во второй раз со времени смерти Флейтиста поля остались сухими. Две катастрофы менее чем за три года — так не лучше ли на время отложить ту радость, которую она испытала бы, провозгласив себя фараоном?
И ведь пристанищем, которое Клеопатра нашла для себя в конце того знойного лета, стал именно Верхний Египет, Фиваида, где еще более, чем во всех других местах, люди и их жрецы твердо верили: если половодье не приходит, значит, боги разорвали свой союз с царем; значит, первобытный океан, недовольный поведением владыки Египта, решил наказать его, удержав в своем лоне благодатные воды.
И эти люди не отказали в помощи молодой царице: напротив, они предоставили ей убежище в своих храмах. Там никто не сможет на нее напасть, не навлекая на свою голову несчастье, еще худшее, чем засуха.
Там для Клеопатры вновь начинается время ожидания. Жители Фиваиды возлагают на нее все свои надежды; ее час придет, она в этом не сомневается. Трое ее врагов тоже ждут. Впрочем, опасаясь, что она может набрать армию и выступить против него, евнух издает приказ, в соответствии с которым все зерно Египта должно отправляться в Александрию; под угрозой смерти запрещено посылать его в Верхний Египет или даже в Дельту, где у царицы еще имеются многочисленные сторонники.
Она ничего не предпринимает, не торопится. Она знает, что, заставляя голодать Фиваиду, александрийское трио подрывает основы жизни всей страны. Скоро голод распространится повсюду — среди маслоделов и виноделов, парфюмеров, торговцев папирусом, ткачей, гончаров, ювелиров; он коснется всех — малых и великих; скоро по полям будут бродить живые скелеты, животные и люди станут похожими друг на друга из-за овладевшего ими отупения.
При такой ситуации сколько сможет продержаться Александрия? Клеопатра спокойно ждет, оставаясь в укрытии храмов; каждый день она слышит жалобы людей из занесенной песком долины, простолюдинов, которые больше не в силах терпеть голод и унижения. Одни и те же истории об избитых земледельцах, о махинациях агентов фиска, о несправедливых судебных процессах.
И она решает пойти на все, даже на то, что ее проклянет столь любимый ею город. Ее обольстительный голос заставляет людей забыть, что она — гречанка, поверить в скорое наступление лучших дней,
В оградах храмов размещались и те «дома жизни», в которых жрецы и писцы накапливали знания, пришедшие из глубины веков; там учились разгадывать сны, проникать в души даже самых скрытных людей, расшифровывая иероглифы — образы, являющиеся по ночам.
Действительно ли Клеопатру привело в храмы желание обучиться этому искусству, как потом упорно твердили? Ничто на это не указывает; однако можно с уверенностью утверждать: ее решение найти себе убежище в регионе, где жрецы хранили самые древние секреты страны, привело к тому, что аура таинственности, окутывавшая ее образ, стала еще более плотной. Никто уже не сомневался в том, что она в совершенстве владеет магическими искусствами. Очень может быть, что они и вправду интересовали Клеопатру; однако еще более вероятно, что знание, которое она приобрела в период этого нового изгнания, было знанием себя самой. Ибо в то время, когда все вокруг нее иссыхало, начался период ее зрелости. Из заносчивого подростка, из высокомерной и одаренной наследницы царя, бесстыдно желавшей присвоить себе всю власть, она в результате перенесенных испытаний превратилась в опытного игрока, чрезвычайно внимательного и беспощадного, исполненного решимости не совершить более ни одной ошибки.
Потому она и не осталась в Фиваиде надолго. Жрецы и народ любили ее, но она не нашла здесь того, чего искала: армию, воинов. Найти это можно было только гораздо дальше — у людей, которые с начала времен кочевали в глубине пустынь.
Когда-то она выучила их язык. И сейчас, повернувшись спиной к реке, обратилась лицом к Востоку и отправилась в путь.
Галька. Прибрежные скалы. Высохшие русла рек, на протяжении тысячелетий не знавшие дождей; неутомимо вздымающиеся волны дюн; проходы между ними, которым не видно конца. Мир прокаленный, ставший известью, камнем; агонизирующая земля. Пылающее солнце в зените и холодные рассветы. И ночь с ее шумом копошащейся жизни — всех этих змей, невидимых в темноте, койотов, пожирающих друг друга крыс. Кровавая, беспощадная борьба — символ ее судьбы.
Они двигались в молчании по неразличимым дорогам; по вечерам люди, которые вели караван, неотрывно смотрели на звезды расширившимися зрачками — совсем как моряки из александрийского порта; и спины верблюдов покачивались, как корабли на волнах.
Ночи, проведенные под открытым небом; звезды, настолько яркие, насколько черна их тайна. Что это — начало или конец времен? — никто не ответит — богов здесь нет или они мертвы — губы кровоточат под вуалью — веки болят, хотя глаза подведены черной краской [40] … Время от времени в этом лишенном памяти мире все-таки происходят какие-то мелкие события: случаются долгие песчаные бури, или вдруг увидишь испуганную змею в расщелине скалы, или коршунов, которые высматривают питона, или мух, облепивших скелет сдохшего животного, или остатки гробниц, в которых, если верить погонщикам верблюдов, долго покоились древние цари и царицы, в одеяниях, украшенных золотом и бирюзовыми камнями, пока их последние пристанища не были ограблены разбойниками.
40
В Египте косметику применяли не только для красоты, но и как гигиеническое, защитное средство (в данном случае — от пыли, причины многих глазных болезней в долине Нила).
И еще — жажда, распухший язык, прерывистое дыхание, заливающий тело пот, часы, такие же монотонные, как дюны… Куда, к какой надежде или к какому небытию влекут ее эти непреклонные скалы, это жаркое мраморное небо, эта музыка пустоты, это молчание пустыни?
Может, во время этого долгого пути Клеопатра открывала для себя самые важные истины, а может, просто вспоминала сотни резервуаров для воды, вырытых под улицами Золотого города, дыни и виноград Дельты, ледяные кувшины, в которых у нее на родине летом охлаждают фрукты. Однако для того, чтобы обычная девушка двадцати лет, которая хотела начать войну со своими врагами, могла выдержать столько недель в пустыне, ею должна была владеть особая, неотвязная мысль — память об Александре. Ведь и он, возвращаясь из Индии, прошел через то же испытание; он победил не только людей, но и природу, такую же, с какой она столкнулась здесь: камни, песок, песчаные бури, соль, жажду.